Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

Таковый модный интересъ былъ Славянскій вопросъ, съ начала зимы начавшій занимать общество, и къ середин лта, не смняясь другимъ вопросомъ, какъ снжный катимый шаръ, дошелъ до самыхъ большихъ размровъ, достигаемыхъ такими модами. Онъ имлъ размры соединенныхъ въ одно Американскихъ друзей Болгарской церкви, прізда Славянскихъ братьевъ и Самарскаго голода.

Въ сред людей, главный интересъ жизни которыхъ есть разговоръ печатный и изустный, ни о чемъ другомъ не говорили и не писали, какъ о Славянскомъ вопрос и Сербской войн. Балы, концерты, чтенія, обды давались, книги издавались въ пользу Славянъ. Собирали деньги добровольно и почти насильно въ пользу Славянъ. Были Славянскія спички, конфеты князя Милана, самый модный цвтъ былъ Черняевскій.

Все, что длали люди достаточныхъ классовъ, убивая своего прирожденнаго врага — скуку, длали теперь въ пользу Славянъ. Шумли боле всхъ т, которые любятъ шумть, шумятъ всегда при всякомъ предлог;

изъ дланья шума сдлали свое призваніе и даже имютъ соревнованіе между собой о томъ, кто лучше и больше и громче шумитъ.

Таковы были во глав всхъ люди, занимающіеся газетами. Для нихъ, избравшихъ себ профессію сообщенія важныхъ новостей и сужденіе объ этихъ новостяхъ, не могло не быть желательно то, чтобы то, что даетъ такой обширный плодъ новостей, разросталось какъ можно больше. Вся цль ихъ состояла только въ томъ, чтобы перекричать другихъ кричащихъ. При этомъ вообще крикъ, т.е. распространеніе всякихъ напечатанныхъ въ большомъ количеств фразъ и словъ, они считали безусловно полезнымъ и хорошимъ, такъ какъ это означало подъемъ общественнаго мннія. Они перекрикивали другъ друга съ сознаніемъ, что этотъ крикъ вообще полезенъ. [1828]

1828

Зачеркнуто: а потому крикъ все возрасталъ и возрасталъ.

Потомъ шумли вс неудавшіеся и обиженные. Громче всхъ были слышны посл газетъ голоса главнокомандующихъ безъ армій, редакторовъ безъ газетъ, министровъ безъ министерствъ, начальниковъ партій безъ партизановъ. Комокъ снга все наросталъ и наросталъ, и тмъ, кто перекатывалъ его, т. е. городскимъ, въ особенности столичнымъ жителямъ, казалось, что онъ катится съ необычайной быстротой куда то по безконечной гор и долженъ дойти до огромныхъ размровъ. А въ сущности налипалъ снгъ только тамъ, по городамъ, гд перекатывался комокъ, и когда наступило время, шаръ остановился, растаялъ и развалился отъ солнца. Но это стало замтно уже гораздо посл. Въ то время какъ запыхавшіеся, разгоряченные въ азарт, они, возбуждая себя крикомъ, катали этотъ шаръ, не только имъ самимъ, но и постороннимъ, самымъ спокойнымъ наблюдателямъ казалось иногда, что тутъ совершается что то важное. Если же кому и казалось, что все это есть вздоръ, то т, которые такъ думали, должны были молчать, потому что опасно было противурчить.

Одурманенная своимъ крикомъ толпа дошла уже до состоянія возбужденія, при которомъ [1829] теряются права разсудка и которое въ первую, французскую революцію называлось терроромъ.

Были даны поводы къ возбужденію — рзня въ Болгаріи, сочувствіе къ геройству воюющихъ Славянъ, въ особенности Черно-горцевъ, и была дана программа чувствъ, которыя эти событія должны были возбуждать, — негодованіе, желаніе мести Туркамъ, сочувствіе и помощь воюющимъ, и вн этаго все остальное исключалось. [1830] Если въ то время кто говорилъ, что бываютъ Турки и добрые, его называли измнникомъ. Если кто говорилъ, что бываютъ Сербы трусы, его называли злодемъ и безчестнымъ. Если кто бы сказалъ, что почти также, какъ дйствовали Турки, дйствовали и другія правительства, его бы растерзали.

1829

Зачеркнуто: ошалвшимъ людямъ, бснующимся въ маленькомъ кружк, казалось, что вся Россія, весь народъ

1830

Зач.: и разумъ уже не имлъ никакихъ правъ.

Говорить завдомо ложь и утаивать истину, если такъ нужно для общаго возбужденія, считалось политическимъ тактомъ. Повтореніе все однаго и тогоже, не давая никому высказывать не подходящее подъ общій тонъ мнніе, торжествовалось какъ новое пріобртеніе обществомъ — общественное мнніе.

Опьяненіе доходило до такой степени, что самыя безсмысленныя, противурчивыя, невозможныя извстія принимались за истину, если они подходили подъ программу, и дйствія самыя безобразныя, дикія, если они были въ общемъ теченіи, считались прекрасными. [1831] Были три сряду телеграммы о томъ, что Турки разбиты на всхъ пунктахъ и бгутъ, и на завтра ожидают ршительного сраженія. Никто не спрашивалъ, съ кмъ ожидается и съ кмъ будетъ сраженіе, когда Турки бжали посл перваго дня.

1831

Зач.: Являлись извстія, которыя вс повторяли,

нисколько не смущаясь безсмыслицей и невозможностью

Были описанія мстностей, которыхъ никогда не было. Были описанія такихъ подвиговъ, которые не могли быть [1832] и которыхъ было бы лучше чтобы не было.

Недоставало солдатъ и денегъ, и потому дамы хали жить въ Блградъ, и всмъ казалось это цлесообразно.

Война объявлялась не правительствомъ, a нсколькими людьми, [1833] и всмъ казалось это очень просто.

Въ войн за христіанство слышалось только то, что надо отомстить Туркамъ. [1834] Барыни въ соболяхъ и шлейфахъ шли къ мужикамъ выпрашивать у нихъ деньги и набирали меньше, чмъ сколько стоилъ ихъ шлейфъ.

1832

Зачеркнуто: какъ посл 4-й пули русскіе люди умирали, крича: «Ахъ, смерть имъ, о Господи» и «Напредъ».

1833

Зач.: дамами и мущинами,

1834

Зач.: и нмецкимъ волонтерамъ говорили, что они убиваютъ плнныхъ, и вс находили, что это прекрасно.

Спасали отъ бдствія и угнетенія Сербовъ, тхъ самыхъ угнетенныхъ, которые, по словамъ ихъ министровъ, отъ жира плохо дерутся. Этихъ то жирныхъ въ угнетеніи Сербовъ шли спасать худые и голые русскіе мужики. И для этихъ жирныхъ Сербовъ отбирали копейки подъ предлогомъ Божьяго дла у голодныхъ русскихъ людей.

Люди христіане, женщины христіанскія для цлей христіанскихъ объявляли войну, покупали порохъ, пули и посылали, подкупая ихъ, русскихъ людей убивать своихъ братьевъ — людей и быть ими убиваемы.

Ошалвшимъ людямъ, бснующимся въ маленькомъ кружк, казалось, что вся Россія, весь народъ бснуется съ ними. Тогда какъ народъ лродолжалъ жить все той же спокойной жизнью, съ сознаніемъ того, что у него только затмъ и есть Царь, Правительство, чтобы оно ршало за него его государственныя дла, и что давно, еще когда онъ по преданіямъ призвалъ братьевъ съ Рюрикомъ, теперь униженіемъ, лишеніями всякаго рода имъ куплено дорогое право быть чистымъ отъ чьей бы то ни было крови и отъ суда надъ ближнимъ. [1835]

1835

Зач.: и изъ за мелочнаго тщеславія, изъ моды не отступался отъ этаго права, а готовый на все спокойно ждалъ совершенія своихъ судебъ отъ высшей власти.

* № 192 (кор. № 122).

Славянскій вопросъ былъ одинъ изъ тхъ модныхъ вопросовъ, которые, смняясь одинъ другимъ, постоянно занимаютъ общество. Онъ имлъ общій признакъ всмъ такого рода вопросамъ. Онъ не касался личныхъ интересовъ тхъ, которые имъ занимались (кром какъ тмъ, что онъ давалъ имъ занятіе). Онъ имлъ своей задачей благо большаго количества людей и, главное, по сущности своей былъ совершенно непонятенъ; онъ касался не только непонятной человку жизни отдльных людей, но еще боле непонятной жизни совокупности людей, народовъ и не только жизни народовъ въ прошедшемъ, но въ настоящемъ и будущемъ. И знающіе и незнающіе, и образованные и необразованные могли говорить о немъ что хотли, и ни одинъ не былъ праве другого.

Сергй Ивановичъ, полагавшій, также какъ и другіе, что онъ одинъ съ нкоторыми людьми своего круга видитъ настоящее громадное значеніе этаго вопроса, отдавшись разговорамъ объ этомъ дл, съ удовольствіемъ слдилъ за разроставшимъ съ зимы и дошедшемъ къ лту до всеобщаго энтузіазма, какъ ему казалось, интересомъ къ этому длу.

* № 193 (кор. № 122).

И чмъ боле Сергй Иванычъ занимался этимъ дломъ, которому онъ посвятилъ всего себя, тмъ очевидне ему казалось, что этотъ комъ снга, катаемый имъ вмст съ другими городскими жителями, самъ катится съ необычайной быстротой куда то по безконечному пространству. Одурманенный крикомъ толпы, среди которой онъ находился, и своей собственной дятельностью, Сергй Иванычъ не видлъ, что то самое общественное мнніе, которому онъ приписывалъ такую важность, было только мнніе сотенъ и что это частное мнніе, обладая печатью, все возбуждая и возбуждая себя взаимнымъ крикомъ, довело уже давно этотъ малый кругъ, на который оно дйствовало, до того состоянія одуренія, при которомъ теряются права разсудка и которое въ первую французскую революцію называлось терроромъ.