Аргумент весомей пули

Корнев Павел Николаевич

Я пожал плечами.

— До него — никакого, — ответил почти чистую правду. — Просто знакомый по приюту попросил о старых друзьях напомнить.

Край недоверчиво хмыкнул.

— И как же это цельного боярина в приют угораздило попасть, ещё и в черноводский? — Он хохотнул. — А что? Мы тоже не лыком шиты. Тамошний говорок на раз узнаём!

— Дак не обо мне речь. Попал и попал. — Я уставился на Хомута. — Посоветуешь, к кому в Южноморске обратиться стоит?

Тот с ответом торопиться не стал.

— И зачем бы мне это?

— Я заплачу за содействие

твоим знакомцам в Южноморске, если смогут помочь. Они у тебя в долгу окажутся.

— Лучше прямо мне заплати!

— Не собираюсь покупать кота в мешке.

— Ну нет, так нет, — фыркнул Хомут.

— Ты всё же подумай, — посоветовал я, откинулся спиной на дощатый борт и прикрыл глаза.

Увы, Хомут никаких встречных предложений не выдвинул, так весь остаток пути и трепался обо всякой ерунде со своим подручным. Досадно, но на нём свет клином не сошёлся. Мне ещё долго на этом берегу лужи лямку тянуть, успею с кем-нибудь столковаться, никуда от меня Лука не денется. Впрочем, будь дело только в нём, я бы эту историю отпустил и прошлое ворошить не стал, но оставалась ещё Рыжуля и моё обещание позаботиться о ней. И это было уже куда серьёзней. Для меня — так уж точно.

Железнодорожный вокзал Тегоса располагался на окраине города. Наш вагон отцепили прямо у пакгаузов, а когда мы дошли до двухэтажного каменного здания, то обнаружили там лишь пассажиров, паровоз же укатил в порт.

— Нашим легче! — усмехнулся Хомут и предложил: — Ну что, сначала в кабак, а дальше как кривая вывезет?

— Говори сразу: по бабам! — рассмеялся Край.

Но нет, предложение промочить горло мы с Огничем отклонили.

Младший урядник скривился и махнул рукой.

— Чёрт с вами! Сдавайте карабины и кирасы в оружейку и валите на все четыре стороны!

Так мы и поступили, после чего без промедления потопали на станцию дилижансов, благо от вокзала до неё было рукой подать, да и прохожих на улицах хватало — иной раз даже телеги и экипажи на перекрёстках настоящие заторы устраивали. Попадались и приглядывавшие за порядком стрельцы. Так просто нож к боку не приставишь, не говоря уже о том, что с двумя тайнознатцами связываться себе дороже. Ну а потихоньку у меня золотишко не выудишь. Главное только самому не зевнуть.

И я держал ушки на макушке. Огнич тоже внимательно поглядывал по сторонам и разговорами не отвлекал, уже только на станции, где мы купили пару билетов, вдруг сказал:

— Есть в Южноморске человек надёжный, к которому обратиться можно. Сам я с ним дел не вёл, но много хорошего от знакомых слышал.

Я искоса глянул на фургонщика, вздохнул и всё же отшивать парня не стал, спросил:

— Из ваших?

— Ага. Сапожник Кожич с Ткацкого переулка, что близ Утиного пруда.

Мне вести дела с соплеменниками Огнича нисколько не хотелось, но кивнул.

— Запомню. Если на тебя сошлюсь, нормально?

— Само собой! — расплылся фургонщик в широченной улыбке.

Ну да, а чего ему печалиться-то? Это ж меня за помощь как липку обдерут, не его.

В

верхний город дилижанс прикатил ближе к трём пополудни. И если стрельцов на воротах не прибавилось, то тайнознатцев стало заметно больше. Проверили нас со всем тщанием, одним только изучением документов не удовлетворились. Но — пропустили.

Мы потопали в горку и Огнич подмигнул.

— Гульнём вечером?

Я покачал головой.

— Меня ж на стажировку отправили. Наверняка дежурить буду.

На самом деле я крепко сомневался, что магистр Первоцвет сходу возьмёт быка за рога, просто не собирался пить с Огничем, но при этом и не хотел показаться грубым. Всё же сослуживец, вместе лиха полной ложкой хлебнули.

— Ну я тогда насчёт абриса договорюсь и обратно в Тегос уеду, — решил фургонщик. — К босякам наведаюсь.

— О! — прищёлкнул я пальцами. — Скажи им, что у меня денежное дельце есть. Мол, хорошо бы пересечься на этой седмице.

Огнич кивнул.

— Лады. — И спросил: — Ты сейчас в форт?

— Не, сначала в больницу загляну.

На самом деле не терпелось проведать Беляну, но встреча с поручиком Желаном могла обернуться совершенно ненужными осложнениями, перво-наперво следовало обрести какую-никакую почву под ногами.

На одном из перекрёстков мы с фургонщиком расстались, и я зашагал дальше, уже куда внимательней прежнего поглядывая по сторонам. Вроде бы ничего особо не изменилось, только стали куда чаще прежнего встречаться патрули, да ещё стрельцов теперь неизменно сопровождали колдуны. А так и молоденькие девицы из числа аборигенов в лёгоньких платьицах то и дело на глаза попадались, и матроны в сопровождении слуг по своим надобностям шествовали или в экипажах катили. При этом ни почтенные горожане, ни темнокожие рабы не выказывали ровным счётом никакой тревоги, на улочках царили тишина и спокойствие.

Между тем, попасть в больницу оказалось весьма непросто — караулили её на совесть. Пусть меня и узнали, да и к направлению вопросов не возникло, но со столь явными признаками порчи на территорию запустили только в сопровождении двух бойцов.

Они ещё и на второй этаж флигеля поднялись, и в комнату, где магистр Первоцвет что-то втолковывал стажёрам, сунуться не побоялись. А тот лишь глянул на меня и сразу их отпустил.

— Свободны! — После хмыкнул и поинтересовался у десятка юнцов в школьной форме с нашивками в виде трёх багряных капель, среди которых не обнаружилось ни одного знакомого лица: — Ну-ка скажите, что с этим молодым человеком?

— Порча? — неуверенно предположила единственная в комнате девица.

Магистр тяжко вздохнул и указал на дверь.

— Идите обедать, бестолочи! — А когда все двинулись на выход, проводил пристальным взглядом барышню и сказал мне: — Надо будет позаниматься с ней индивидуально.

И я почему-то нисколько не усомнился в том, что слово «индивидуально» на сей раз имело совсем не то значение, которое вкладывала в него наставница Купава.

— Ну-с, — протянул затем Первоцвет, — перенапрягся?