Аттестат зрелости
Шрифт:
— Извините, но я не собираюсь работать в милиции.
Рядом вздохнул Смирнов. Кадровик словно поперхнулся.
— Как так? — удивился он. — Занимаешься в «Динамо». Государство на твоё обучение деньги тратит, а ты?.. Тебе честь оказали…
Он замолчал.
— Ну, значит, больше не буду заниматься! — ответил я. Более удобного случая безболезненно и, главное, безнаказанно, отказаться от спортивной карьеры не могло представиться.
Я снял «динамовскую» куртку, протянул ошарашенному тренеру:
— Держите, Геннадий
И добавил:
— Медальку с грамотой сами уж тогда получите, хорошо?
И направился в раздевалку. За спиной раздался рык тренера:
— Вот идиот, млиат!
Тренер появился в раздевалке, когда я уже принял душ, оделся и собрался выходить. Он был не один. Рядом с ним стоял высокий седоватый полковник. Полковник протянул мне руку:
— Здравствуйте, Антон! Поздравляю Вас с победой.
— Спасибо! — я осторожно пожал руку.
— Заместитель начальника УВД Воронцов Иван Георгиевич, — представился он. — Отец Николая, если ты помнишь.
— Помню, — согласился я.
— Ты не горячись! — влез в разговор Смирнов. — Вот куда ты собрался? Хочешь всё мероприятие сорвать? Идём в зал!
— Идём, — согласился Воронцов. — Антон, не будь мальчишкой!
Я не стал спорить, решив, что отказаться от награждения будет уже слишком, и направился в зал.
Мы снова сели на скамейку. Давешний кадровик куда-то исчез. Воронцов вполголоса сказал мне:
— Спасибо тебе.
— За что? — удивился я.
— За сына, — коротко пояснил он, не желая развивать тему дальше. Я пожал плечами. Я тоже совсем не хотел развивать эту тему. Тем более, что к исцелению его сына я точно был не причастен. Герис постарался. Эх, где тот Герис?
В середину зала внесли стол, два стула, постамент с тремя ступеньками. Первым для награждения вызвали меня. Мне вручили кубок и грамоту, предложив занять на постаменте самый верх. Следующим вызвали моего соперника. Ему досталось второе место. Он получил только грамоту. Третьего самбиста я видел впервые. Мне с ним бороться не приходилось.
Потом судья соревнований вместе со своим помощником подошел к нам, одел нам по очереди на шею медали и тут же отошел в сторону. Нас тут же сфотографировали. Кстати, другие победители тоже, как и я, успели переодеться.
Не успели мы покинуть пьедестал, как для награждения стали вызывать других победителей, из других возрастных групп и весовых категорий.
— Давай, я тебя подвезу домой? — предложил Воронцов. — Или у тебя дела в городе?
Дел у меня сегодня в городе не было. С Альбиной мы вчера договорились сходить к нам в клуб на дискотеку. Причем инициатором этого похода выступила она.
А к обеду maman обещала купить тортик — отпраздновать победу.
— Мне в Химик, — предупредил я.
— Ничего страшного, — улыбнулся полковник. — Я на служебной.
Смирнов как-то скомкано попрощался с нами, поспешно пожал Воронцову руку,
Я убрал награды в сумку. Для кубка мне выделили картонный футляр.
— Идём, Антон!
На улице нас ждала желтая с синей полосой и «цветомузыкой» на крыше «волга». Мы сели сзади.
— Почему ты не хочешь идти в милицию работать? — спросил Воронцов. — Для тебя ведь служба будет носить чисто номинальный характер. Будешь заниматься борьбой, участвовать в соревнованиях, тренировать, в конце концов, наших сотрудников и молодежь, как тот же Геннадий Николаевич.
Я поморщился. Врать мне не хотелось, правду говорить тем более.
— Не хочу, — ответил я. — Ни в милицию, ни в армию.
— Почему? — продолжал настаивать Воронцов.
— Иван Георгиевич, — терпеливо ответил я. — Не испытываю ни малейшего желания носить погоны. Вот совершенно никакого желания нет. Тем более, что достаточно наслышан про бардак и в органах, и в армии.
— Время еще есть, — сказал Воронцов. — Может, передумаешь еще.
Он еще пару раз попытался разговорить меня на предмет моей дальнейшей судьбы, куда я хотел бы пойти учиться, как дела в школе и прочее. Я отвечал односложно, совершенно не испытывая желания продолжать беседу.
Куда буду поступать? — Скорее всего, в политех.
Как учеба в школе? — Нормально.
Как отношения с одноклассниками, учителями? — Нормальные.
Много друзей? — Хватает.
Он подвёз меня к самому подъезду, сунул в руки квадратик плотной бумаги — визитную карточку:
— Ты прям какой-то мизантроп! Это мои координаты, звони. Буду рад!
— Ну? — maman встретила меня в прихожей, замерла на входе, не пропуская домой. — Ну, же? Как?
Я постоял на пороге, состроив печальное выражение лица, но потом улыбнулся и заявил:
— Мы опять победили!
И достал из сумки кубок в картонном футляре. Maman ухватила футляр, вытащил оттуда кубок, подняла обеими руками вверх и крикнула:
— Ура!
Потом обняла меня, чмокнула в щеку и заявила:
— Ты молодец! Чемпион!
Я вытащил из сумки медаль, повесил её на шею maman:
— А ты — мать чемпиона! Гордись!
Maman засмеялась, чмокнула меня опять в щеку:
— Давай мой руки и за стол. А я пока за тётей Машей и тётей Клавой схожу, на торт их позову.
Она вышла на лестничную площадку, постучала в соседнюю дверь. Я пошел переодеваться.
Тётя Маша оказалась дома, а тётя Клава нет. Зато был дома дед Пахом, который принес с собой бутылку массандровского портвейна. Портвейн сразу же «поделили на троих» под замечание maman, мол, хоть и чемпион, но рано ему.
Дед Пахом повертел в руках кубок, взвесил в руке медаль, хлопнул меня по плечу:
— Чемпион!
Подмигнул и заявил:
— Награды обмывать положено! Ну-ка, Нин, неси ему стакан!