Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
— Вон тому наглецу плетей не помешает всыпать, — посоветовал поручик, вновь кивая на Оську.
— Не утруждайте себя, мсье Огюст, я со своими людьми лично разберусь. Пройдите пока с Глафирой в дом. Ваши люди, когда отведут лошадей на конюшню… — Дуня сделала многозначительную паузу, намекая, что рядовым не место в господских покоях.
— Не беспокойтесь, мадам Долли, мои люди бивуак рядом с конюшнями устроят, им не впервой, — произнёс поручик и предложил руку Глафире и повёл «сестру» хозяйки к лестнице.
— Что же, распоряжусь, чтобы кухарка им провиант вынесла, — сказала Дуня и перешла на родной язык: — Кузьма! Тихон! Помогите нашим
Поручик тоже отдал приказ подчинённым, которых было семь человек, идти на задний двор к конюшням, и устраиваться там на отдых.
Дуня, перед тем, как последовать за Глашей и поручиком, быстро подошла к Оське, на ходу снимая перчатку. Дойдя, она ударила Оську по щеке. Пощёчина вышла не столько больной, сколько звонкой. Тем более, что Дуня звук слегка магией усилила. На этот звук все обернулись, а Дуня, склонившись к самому лицу Оськи и заглянув в ошалелые глаза, прошептала:
— Прости. Нападать только по моему знаку, всем передай, — и громко добавила: — Пошёл на конюшню, с глаз моих!
Наблюдавшие за происходившим во дворе из окон горничные, успевшие заскочить в дом, как только появились французы, кинулись на второй этаж, а кухарка Аграфена со Стешей — на кухню. Остальные слуги ещё утром ушли в Покровку, где у них имелись дома или жили родные.
Так что Дуня, Глаша, поручик и дворецкий вошли в пустой холл.
— Мсье Огюст, вас сейчас отведут в гостевые покои, достаточно ли будет четверти часа для приведения себя в порядок перед обедом? — спросила Дуня.
— Более чем, мадам, — ответил поручик.
Дворецкий повёл его в указанные Дуней покои, а она сама вместе с Глашей направилась на кухню.
— Всё видели? — спросила Дуня и, после дружного кивка Аграфены и Стеши, продолжила: — Ты, Аграфена, отнеси корзинку с провизией этим, к конюшне. Стеша пусть в столовой на три персоны накрывает. Ей лучше во дворе не показываться. Так, добавь в корзину вон те три бутылочки вина, но сначала дай сюда. А ты, Стеша, у входа на кухню покарауль.
Аграфена выставила перед Дуней бутылки, Стеша скользнула к двери и, почти полностью закрыв, стала смотреть в щелку на коридорчик, ведущий из холла.
Дуня приложила к первой бутылке ладонь, вино за прозрачным стеклом на миг заискрило красными искорками и стало обычным. Затем проделала то же ещё с двумя, после чего кивнула Аграфене.
— Отравить хотите? — шёпотом спросила кухарка, деловито укладывая бутылки в корзину.
— Пока нет, — ответила Дуня. — Это особое снотворное. Сначала расслабляет, делает вялым, а через час-полтора наступает сон, крепкий, но недолгий. А вечером видно будет.
Глаша задумчиво покивала. Отравляющему заклинанию их, разумеется не учили, а вот снотворному — другое дело. Правда, предупредили о строгом дозировании дара, иначе сон может превратиться в вечный. Правильно подруга придумала, сначала врагов ненадолго обезвредить, да так, что и не поймут, а после и совсем упокоить, ежели понадобится.
— Дворецкий идёт, — доложила Стеша и добавила: — Побегу стол накрывать. Как хорошо, что тётушка с утра готовить велела. Вдруг, говорит, барыня с подруженькой вернуться надумают. Вот и надумали.
В словах девчонки было столько искренней радости, что Дуня с Глашей невольно улыбнулись. Они почти бегом направились в свои покои, чтобы переодеться к обеду. Горничным тоже велели сидеть, как мышкам и не высовываться.
Во время обеда французский поручик разговорился. Немало
Из речи поручика, в основном бахвальства своими успехами, Дуня с Глашей уяснили, что его корпус будет здесь завтра утром. Фуражиров направили заранее, чтобы подобрать лучшее имение и всё приготовить. Поручик хвастался подробнейшей картой, составленной лучшими русскими картографами. Её выкрали тайные агенты по приказу самого императора.
— Мой дядя тому сильно поспособствовал, но тсс, государственная тайна, — вещал поручик.
После обеда он расцеловал ручки Дуне и Глаше и, слегка покачиваясь, отправился к себе. Дворецкий сопровождал незваного гостя на некотором расстоянии. Подруги тоже поднялись в свои покои. Из окон чайной гостиной второго этажа хорошо просматривался задний двор. Французы, разведя костёр, сидели вокруг, чокаясь глиняными кружками с вином. Кучера, конюхи, Тихон с Оськой возились с лошадьми и каретой около конюшни. Оська посмотрел вверх. Заметив Дуню, он кивнул на французов, и вскинул бровь, выражая безмолвный вопрос. Дуня отрицательно поводила головой. Оська потёр щёку.
— Вот зараза, — беззлобно ругнулась Дуня и улыбнулась, после чего они с Глашей отошли от окна и сели на диванчик, чтобы обсудить дальнейшие действия.
Тихон, переглядки Оськи с Дуней не заметил, но увидел, как тот трёт щёку.
— За что тебя приголубила матушка барыня? Уж точно не за то, что на офицерика кинулся.
— Не приголубила. Благословила на битву. Но нападать велела только, когда знак даст, остальным тоже скажи, чтоб пока тихо себя вели, — прошептал Оська.
Тихон пристально глянул, не шутит ли Оська, как обычно. Убедившись, что не шутит, направился к конюхам, захватив ведро. Пошептавшись, мужики незаметно вынесли вилы, лопаты, приставив к стенке конюшни, чтобы сразу при необходимости схватить.
— Мало у нас времени, чтобы решать, Дуня, — сказала Глаша. — От этих избавимся, а со следующими не сладим. Целый корпус, генерал — маг, похоже, сильный.
Дуня задумалась, посидев немного, сказала:
— Придётся уходить. В ужин упокоим гостей при помощи вина. Тела захватим, в лесу похороним, Демьяна с Кузьмой, горничных, кухарку со Стешей с собой возьмём. Укроемся у язычников. Дом заколотим. Деревенские скажут — господа уехали. А фуражиры? Да не было здесь никаких фуражиров, кто знает, куда их черти унесли. Будем тайно своим людям помогать. Хотя не по душе мне их оставлять.
— Но по иному не получится, — сказала Глаша. — Пойдём на кухню, к Аграфене. Чтобы в вино достаточно для упокоения магии добавить, времени потребуется прилично, особенно мне.
Подруги спустились на первый этаж и вошли в коридорчик, ведущий к кухне. Из-за приоткрытой двери донеслись сдавленные всхлипывания. Дуня с Глашей, рванув дверь, ворвались на кухню.
На полу ничком лежал поручик, под разбитой головой растекалась густая красная лужа. Рядом валялась кочерга. К стене у двери жался бледный до синевы дворецкий. Аграфена прижимала к своей мощной груди растрёпанную, зарёванную Стешу, гладя по голове подрагивающей рукой.