Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
— Помочь, хозяйка? — спросил Оська, который принёс ключ от ледника Аграфене.
— Плетей захотелось? — вызверился на него Демьян.
— Да шучу я, — примиряюще улыбнулся Оська, разводя руками.
— Вот что, шутник, — начала Дуня и все замерли, настроившись на то, что нахального парня обругают. Но продолжение оказалось не тем, что ожидали. — Скачи к мельнице. Там все мешки с мукой, что остались, на телегу сгрузи, с собой возьмём. Да посмотри, как можно работу мельницы застопорить, чтоб враги на ней молоть
— Сей момент, матушка барыня! — воскликнул Оська, опрометью кидаясь к конюшне.
— Это я тоже, того, провизию соберу, — засуетилась Аграфена и позвала конюхов: — Айда в подвал, припасы доставать, а ты, Кузьма телегу ближе подгони!
В свои покои Дуня с Глашей направились через кухню. Глаша немного отстала, задержавшись около печей. Нагнала подругу у лестницы. На вопросительный взгляд Дуни, пояснила:
— Амулеты перенастроила. Теперь, когда печи затопят, дым вовнутрь пойдёт, а не наружу.
— Тогда уж и подачу воды надо перекрыть, и магические светильники разрядить. Пошевеливайся, подруженька, дел невпроворот, — сказала Дуня, подхватывая подол и пускаясь бегом по ступенькам.
Когда подруги вернулись на задний двор, обнаружили там готовые телегу, заставленную корзинами, мешками, бочонками, и коляску. Демьян стоял у крыльца, держа в поводу трёх коней.
— С вами поеду, — уведомил он хозяйку.
— Можно уже двери забивать, матушка барыня? — спросил один из конюхов, держащий в руках доски.
Дуня окинула взглядом собравшихся во дворе, убедившись, что все здесь, внутри никого не осталось, ответила:
— Забивай.
В коляску Аграфена усадила вместо себя отца Иону, заявив:
— С телегой пойду, а то чуть недоглядишь, или опрокинут чего, или просыплют. Поворчи тут у меня!
Последнее она адресовала пытавшемуся возразить конюху, что правил запряженной в телегу лошадью.
Выезжали и выходили из имения его обитатели под стук молотка: конюхи заколачивали все двери, в доме и флигелях.
Въехав в Покровку, Дуня с Глашей удивились тому, как сосредоточенно, без причитаний собирались в дорогу крестьяне, даже ребятишки не путались без толку под ногами, а помогали взрослым. Староста и Тихон сумели подобрать нужные слова. Староста подъехал к хозяйке на пегой кобылке и, поклонившись, доложил:
— Почитай, все готовы, матушка барыня. Я к язычникам Евсейку послал, упредить. Его Ворожея любит, пару лет назад от смертушки верной отвела. Мальчонка у них в поселении всю зиму тогда провёл.
— Вели отправляться, а ты с нами оставайся. Ещё кое-какие дела завершить надобно, — сказала Дуня.
По команде старосты люди потянулись к дороге, возглавлял нестройную колонну Тихон. Дуня с Глашей, сопровождаемые Демьяном и старостой, поехали к мельнице. Оська ждал около мельницы рядом с телегой, нагруженной мешками и держал в поводу лошадь.
— Колесо застопорил, —
— Так и сделаю, езжай, — распорядилась Дуня, соскакивая с вороного коня. Не привыкший к седлу коренник её слушался, почувствовал твёрдую руку.
Глаше успел помочь спешившийся Демьян, попутно шикнувший на Оську:
— Сказано — езжай, чего стоишь рот раззявил.
— Н-но, родимая, — дёрнул поводья Оська и пошёл рядом с телегой, напевая: — Ах, зачем эта ночь так была хороша, не болела бы грудь, не страдала б душа.
Дуня с Глашей забрали амулет и сплавили между собой жернова, после чего направились в кузню. Там староста предложил просто отделить меха и забрать с собой. Выйдя из кузни и сев в седло, Дуня посмотрела в сторону засеянного пшеницей поля. По зелёным, ещё не набравшим силу колосьям гнал волны небольшой ветер, кое-где синели цветы василька.
— Никак, жечь будешь, матушка барыня? — спросил староста и перекрестился.
— Буду, — подтвердила Дуня. — Мы с Глашей заложим магические шары, завтра с утра полыхнёт. На дома огонь не перекинется. У меня тоже сердце кровью обливается, столько труда. Ну да ничего, прогонят наши французов, папенька поможет зерно в других губерниях закупить.
Успокоив старосту и себя саму, Дуня направила коня к полю. На то, чтобы заложить огненные шары, понадобилось время. Когда четверо всадников выехали из деревни, на дороге уже никого не было. Староста опередил остальных, выступая проводником. Проехав около половины версты, он свернул в лес. Последовавшие за ним Дуня, Глаша и Демьян были удивлены, обнаружив между деревьями достаточно широкую просеку.
— Странно, как такую с дороги не замечали, сколь раз ездили, — сказал Демьян.
— Так всё правильно, кто не знает, тот пути не увидит, — ответил староста. — Волхвы, это старейшины ихние, да Ворожея глаза всем отводят.
Глаша приотстала, прямо с коня затирая следы.
— Это на время, — объяснила она. — Когда уже всё добро и скот с птицей из деревни перевезут, мы с тобой, Дуня, хорошенько следы уничтожим и тут, и на дороге. Раз, говоришь, маг сильный у французов, лишними эти меры не будут.
— Дай Бог, успеть всё забрать, — сказал староста и тоже пояснил: — Сейчас мы доедем до Перуновой поляны, а оттуда к поселению только пешком по тропке можно дойти.
Просека вывела путников к большой круглой поляне, посреди которой стоял дуб, надвое расщеплённый попавшей в него когда-то молнией. На краю поляны находились телеги, коляска, лошади. Люди сгрудились около дуба, а возле самого ствола стояли Ворожея, два убелённых сединами старца в длинных, похожих на рясы полотняных рубахах. Рядом крутился Евсейка. Он первым заметил всадников и закричал: