Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
Алексей понял, дальше расспрашивать не стал.
— Язычники, значит. Тогда всё на место становится. Со мной лишь их старшая разговаривала.
— Ворожея, — подсказала Дуня.
— Ворожея, — повторил Алексей, не сводя с Дуни восторженного взгляда. — Она мне сказала, что этой их матушке и её подруге я жизнью обязан, у французов отбили, да у смерти из лап вырвали, рану залечив.
— О себе, значит, умолчала, а ведь её заклятья целебные тоже помогли не мало, — сказала Дуня.
В лазарет ворвалась
— Матушка барыня, там лазутчики вернулись!
Следом зашли Демьян с Глашей.
— Хозяйка, простите, не удержал стрекозу, — повинился Демьян.
Глаша же, слегка склонив голову, произнесла:
— Доброго здоровьица, господин поручик.
— Ой! — вскрикнула Стеша, только заметившая, что раненый очнулся. Она покраснела и спряталась за широкую спину Демьяна.
Алексей машинально кивнул в ответ, да так и застыл, он испытал второе за день потрясение.
— Ступайте в штаб, собирайте командиров, я чуть позже подойду, — распорядилась Дуня уже привычным властным тоном.
Троицу нарушителей как ветром сдуло.
— Авдотья Михайловна… вы… — протянул Алексей и замер, не в силах продолжить от удивления. Уж очень разительным оказалось преображение из нежной прелестной Дунюшки — как он про себя её называл — в несгибаемую Орлеанскую деву.
Дуня поднялась со скамьи и ответила:
— Да, Алексей. Я и есть та самая Матушка барыня. Командую народным отрядом. Глафира в моих заместителях. Вынуждена вас оставить. Завтра обязательно навещу. Ворожею слушайтесь, она по лечению здесь главная.
— Выходит, это вам я жизнью обязан, — произнёс Алексей с благоговением, вновь пытаясь подняться. Дуня потянулась его остановить. Алексей взял её руки и принялся целовать, со словами: — Спасительница моя, ангел земной.
Дуня, мягко отняв руки, произнесла:
— До завтра.
— Буду с нетерпением ждать нашей встречи, — произнёс Алексей.
Он неотрывно смотрел вслед Дуне, а после того, как она вышла, опустился на подушки. Всплеск эмоций лишил сил. В лазарет вошёл один из помощников Ворожеи с чашкой травяного отвара в руках. Он, протянул чашку раненому, со словами:
— Ворожея велела всё выпить.
Алексей принял чашку, ведь Дуня велела Ворожею слушаться. От мыслей о Дуне он счастливо улыбнулся.
В штабе успели все собраться и, в ожидании Дуни, травили байки. Но на этот раз не Оська, как обычно, а Тихон. Дуне показалось странным, что Оська не просто тих, но и в глаза не смотрит, опустив голову.
— Оська, а ну-ка, посмотри на меня, — приказала Дуня.
Тихон ткнул дружка в бок и сказал:
— Да что уж, покажи матушке барыне свою рожу.
Оська повернулся. Под его глазом наливался свежий фингал.
— Батюшки светы! Никак за старое принялся! — воскликнула Глаша. Она до того разговаривала с вернувшимися из разведки
— Только не говори, что девица, из-за кого украшением таким обзавёлся, из язычников, — с опаской произнесла Дуня.
Оська вскочил и воскликнул:
— Преслава не просто девица, люблю я её, в жёны взять собрался!
— Из язычников, — протянула Дуня, чьи опасения подтвердились.
— Внучка старшего Волхва, — добил её Тихон.
— Я по-честному! — выпалил Оська. — К деду её с поклоном! А он мне посохом в глаз засветил, а Преславушку к тётке в другое поселение отослал. Ничего, вот война закончится, я к деду Преславы сватов зашлю, честь по чести. Не отступлюсь.
— Ну, может, на этот раз обойдётся, — протянула Глаша и подозрительно спросила Оську: — Ты хоть девицу свою не обрюхатил?
— Да пальцем не тронул, я ж по-честному! — повторился Оська.
— Обойдётся, — с облегчением вздохнула Глаша и повернулась к подруге. — Евсейка с дедом сказывают в наших краях ещё один отряд народный появился. Отряд дядьки Михайлы.
— Это хорошо. Чем больше людей поднимется, тем быстрее с врагом сладим, — произнесла Дуня.
Ни ей, ни Глаше даже в голову не пришло, кто в командирах соседнего отряда ходит. Особо новостей лазутчики больше не принесли, в окрестностях французы ещё не появились. После сбора Дуня вышла из штаба первой. Глаша, задержавшаяся с Аграфеной, просившей зарядить амулеты для кухни, не увидела подругу ни около штаба, ни в светёлке. Демьяна тоже не наблюдалось, Глаша отправилась на поиски. Первым на глаза попался Демьян. Он стоял неподалёку от часовенки, опираясь плечом о частокол.
— Где Дуня? — спросила Глаша подходя.
— В часовню пошла, помолиться в одиночестве, — пояснил Демьян.
— Может, ещё скажешь, о чём молится? — с усмешкой спросила Глаша.
— Да просит у Бога прощения, что к гусару сердечко тянется, — ответил Демьян и пробормотал, качая головой: — Поторопилась хозяюшка с замужеством. Ох, поторопилась.
В глазах его мелькнуло такое, что Глаша, встав напротив, произнесла:
— Даже не думай, Демьян, Платона пришибить.
— Да что же ты такая умная-то, Глафира Васильевна, — произнёс Демьян, криво усмехаясь.
Глаша, до того намеревавшаяся ординарца отчитать, неожиданно призналась:
— Сама бы прибила Платошу-слизняка! Да Дуня не простит. Хоть бы сгинул он где в лихолетье. Господи, прости за мысли грешные. Впору вслед за Дуней в часовенку бежать, каяться.
— Да что ему будет, Глафира Васильевна, — протянул Демьян. — Сама сказала: слизняк, а такие отовсюду вывернутся.
— Демьян, клянись мне, что Платона не тронешь, а я тебе в том же поклянусь, — велела Глаша.
— Вот те крест, — ответил Демьян.