Авдотья, дочь купеческая
Шрифт:
Глава двадцать шестая. Отзвуки дальних сражений
Затишье, наступившее в окрестностях, стало для отряда Матушки барыни неожиданным. Не рыскали по деревням фуражиры в поисках снабжения, не проходили по дорогам французские части. Словно вся вражеская армия выдвинулась вперёд, собирая силы для решающего удара. Следы от стоянок и караульные в имении — всё, что напоминало о недавнем присутствии захватчиков.
Предчувствие чего-то страшного, неотвратимого витало в воздухе. Больше всего угнетали ожидание и неизвестность, заставляя напряжённо вглядываться в ту сторону,
В один из дней обитателей языческого поселения разбудили грохот и протяжный вой. Еле слышные, но разносившиеся далеко в тишине раннего утра. Не сговариваясь, люди высыпали на улицу.
— Кажись, началось, — вымолвил Тихон и перекрестился.
— Отец Иона, собирай народ на молебен, — попросила Дуня священника. — Вознесём молитвы за воинство русское, коли помочь ничем более не можем.
Около часовенки собрались все православные от мала до велика, повторяли за старым священником слова молитвы: «Спаси, Господи, и помилуй Богом хранимую страну нашу, власти и воинство ея», направляя все помыслы и чаяния туда, где сражалась с врагом русская армия.
После молебна отец Иона остался в часовне, чтобы самому весь день молиться, остальным велел приходить к вечеру. Ближе к полудню гул стих, но клубы дыма в небе стали темней и насыщенней.
— Матушка барыня, дозволь моему отряду в имение смотаться, караульных порешить, — попросил Оська, не находящий места от вынужденного безделья.
Дуня посмотрела на него строго, глазами сверкнула так, что Оська попятился, и произнесла:
— Мы с Глашей с тобой отправимся, следы заметать. Убитых французов опустим в тот же ледник. Да замок повесим, как в первый раз, — затем обратилась к находившемуся где-то там, в сражении, генералу: — Вернуться хочешь, Чёрный колдун? Что же, возвращайся, но не знать тебе здесь покоя!
Пока Оська собирал ватагу, Дуня с Глашей переоделись в костюмы для верховой езды, которые переделали для удобства, добавив штаны и укоротив спереди юбки. Всё же, в бою удобнее сидеть верхом по-мужски, а не боком. Демьян за это время оседлал трёх коней: себе и хозяйкам.
Если телеги язычники оставляли на Перуновой поляне, то коней держали в конюшнях внутри городища. На медведей и волков заклятие отвода глаз, может, и действовало, но вот нюх звериный не отбивало.
До ворот в частоколе коней вели в поводу. Только выходить собрались, как к Дуне подошла Ворожея.
— Матушка барыня, Волхвы просят тебя к ним в молении присоединиться, чтобы Боги лучше услышали просьбы смертных.
Дуня в растерянности посмотрела на Глашу, в первый раз Волхвы к себе её призывали, от такого не отказываются.
— Иди, подруженька, я одна справлюсь. Дар мой возрос, сама чувствую, — сказала Глаша.
На лице Демьяна отразилась внутренние раздумья: за какой из хозяек последовать, ведь обе Михайле Петровичу дороги. Кому охрана нужней будет?
— С Глашей езжай, Демьян, — распорядилась Дуня. — Я здесь в безопасности.
Демьян, после некоторого замешательства, послушался, признавая правоту хозяйки. Вместе с Глашей и Оськой с ватагой он вышел за ворота.
Дуню Ворожея повела к узкой калитке в другом конце поселения. Перед
Ворожея взяла клетку в руки. Старцы, один за другим, вышли за частокол и двинулись по тропе. Ворожея поспешила вслед за ними, кивком приглашая Дуню идти за собой. Неизвестно откуда появившаяся помощница Ворожеи закрыла за ними калитку.
Сколько шли по тропе, Дуня не поняла. Время словно замерло в необычно тихом лесу. Исчезло всё: звуки, запахи. Солнечные лучи почти не проходили через сомкнувшиеся вверху ветви деревьев. Только когда приблизились к цели — большой круглой поляне, окопанной неглубоким рвом — чувства разом вернулись, ошеломив запахом гари, треском разведённых во рве костров и солнечным светом, рассеянным из-за дымовых облаков, то ли пришедших издалека, то ли поднявшимся от огня на капище.
Через ров была переброшена широкая доска, Дуня вслед за Волхвами и Ворожеей перешла по ней и направилась к центру поляны. Там лежал большой плоский, отливающим синевой камень, с вырезанным в центре глазом змеи — древний алтарь. По краям поляны стояли восемь деревянных столбов, гладко отшлифованных руками мастеров и временем. На каждом проступали лики древних богов. Около некоторых столбов белели кости и коровьи и лошадиные черепа.
Ворожея достала мёртвого ворона из клетки и опустила в центр камня, на змеиный глаз. По знаку старшего из Волхвов, он сам и двое остальных достали из-за поясов небольшие кинжалы и резанули по ладоням, затем приложили к боку камня окровавленные руки.
— Подойди, — позвал Дуню старший Волхв, — поделись с Велесовым Алатырь-камнем частицей дара.
Дуня подошла, и приложив ладони к прохладному боку камня, почувствовала, как тот тянет магию, напитываясь ей, как ткань водой. Дуня уже начинала опасаться, не заберёт ли древний алтарь слишком много, как отток магии прекратился. Камень засветился ровным синим светом, не обжигающим и не замораживающим. Волхв заговорил, не отрывая взгляда от лежащей в центре птицы:
— Вернись из царства Велесова, стань глазами нашими. Лети к полю брани, осени крылом доблестных ратников.
Ворон шевельнулся, вмиг оказался на лапах, расправляя крылья. Глаза засветились синим огнём, птица, увеличившаяся в размерах в два раза, взмыла в небо. Ворон удалялся с невероятной для птиц скоростью, быстро уменьшаясь в размерах, превращаясь в чёрную точку. Взмах ресниц, и точки в небе не осталось.
Волхвы отняли руки от камня, отошли от него на шаг и принялись смотреть в воздух между двумя столбами, стоящими в той стороне, куда улетел ворон. Дуня последовала их примеру. Ворожея встала рядом с ней.