Август 1937-го с Возвращения Короля
Шрифт:
Теперь зверь и труп Щепки были в плотном кольце - со всех сторон его встречали острые клинки, которые безжалостно жалили при каждой возможности...
Зверю все еще казалось, что его сильное, тяжелое, но быстрое тело и на этот раз не подведет, как не подводило уже множество раз - в схватках с другими, бывало, еще более сильными, зверями. Он не считал двуногих серьезными противниками, но их ружья несли смерть, так что раньше он сторонился их, а в последнее время и вовсе игнорировал...
Тут дело было совсем в ином - эти пахли совсем не как прочие двуногие, которых он раньше встречал, они шли по его собственной территории ночью, и, главное, без сомнения, были хищниками. Он почувствовал это отработанным
Но он слабел, на теле уже было множество ран, а эти бесхвостые обезьяны, эти двуногие падальщики ловко уклонялись от его бросков, не давали даже вырваться, не бежали, подставив уязвимую спину его когтям и шею, - зубам...
Он бросался, получал новые раны, бросался вновь - но натыкался только на их жутковатые, такие острые "клыки"...
Наконец, у Зверя появилась надежда - он понял, что среди людей есть вожак. Тот был крупнее и сильнее прочих, нападал редко, но нанес самые существенные ранения... Убить его! И вся их стая распадется! Тогда останется переловить их в темноте, и в награду за раны он от души полакомиться их мясом, у которого, оказывается, такой чудесный сладковатый вкус...
Как жаль, что он раньше им пренебрегал.
Теперь он решил, что убьет всех до единого.
...Когда зверь прыгнул, Командир подметил его движение раньше других, и знал, что пришел его черед.... Перед этим Зверь молниеносно метнулся к Молчуну, ударом лапы заставив его отскочить, а затем, разом собравшись, с места прыгнул ярдов на десять.
К нему. Командиру.
Поэтому когда зубы Зверя уже готовы были сомкнуться на плече двуногого, когда лапы были готовы обхватить его и распахать все тело когтями, в том месте, где чертов вожак только что был, никого не оказалось...
Прыжок прошел впустую, когти вспороли только воздух, а челюсти со стуком лязгнули...
Зато все брюхо Зверя разом обожгло жуткой, еще невиданной болью. Он со всей силой ударил лапой туда, где был её источник - но и там уже никого не было. Зато когти предательски зацепились за ворох скользких кишок, которые сразу же полезли из вспоротой брюшины...
Старый Зверь издал испуганный, растерянный рык. Он еще не верил в неизбежную смерть, но чувствовал её приближение и боялся, как будто был беспомощным детенышем...
И увидел врага - тот был близко, на этот раз сбоку, и его "клык" уже вонзался ему под лопатку...
Другие двуногие тоже будто вырастали из-под земли, совсем рядом, и остро отточенные клинки кромсали шкуру, сухожилия, с противным хрустом вонзались между ребрами...
Угасающим сознанием Зверь успел с досадой отметить, что за долгую жизнь так и не узнал ничего об этой страшной породе двуногих - легких на ногу, быстрых, как серны, бесстрашных, как лесные кошки, защищающие потомство, и холоднокровных, как резники-волки...
Иначе держался бы от них подальше.
Командир отошел от поверженного зверя. Другие немедленно последовали его примеру - если отошел Командир, значит, делать больше нечего...
Зверь был мертв. Командир не отдавал приказов - эти молодые бойцы, почти дети, только что победившие свирепого хищника одними ножами, в них совершенно не нуждались...
Дозорные немедленно вновь рассыпались по сторонам, другие сноровисто резали дерн и копали яму, где предстояло упокоиться в самое ближайшее время безымянному
Один Командир стоял неподвижно. Никто не выражал восхищения его героизмом - все видели, как он расправлялся голыми руками с более грозными противниками. Он думал о Звере. На его родине водились похожие, там они звались "simbo"... Правда, те были мельче и считались трусоватыми, редко нападали на людей и не гнушались падалью... Редкий молодой парень, даже еще не попробовавший на вкус сердце убитого врага, не насаживал на широкое лезвие ассегая хоть одного "simbo".
Этот был не таков. Не пустился бежать, хотя вначале и мог, зато бился до конца. "Недаром нордлинги зовут его царем зверей...", - подумал Командир, глядя, как первые комья серой лесной земли упали с малых пехотных лопаток его бойцов на косматую седую гриву старого пещерного льва. Щепка лежала в яме рядом со львом, будто обнимая зверя безвольно раскинутыми руками, запустив скрюченные пальцы в гриву, её лицо, ставшее после гибели каким-то детским, побледневшим даже сквозь камуфляж, было ярко освещено луной. Щепке не было еще и семнадцати, Командир был единственным из группы, кто об этом знал. Но она уже была опытным бойцом - от её руки приняли смерть не менее восьми врагов, больше только на счету Молчуна...
Командир почувствовал сожаление - там, куда они шли, каждый будет на счету, уж это точно...
Оружие Щепки некому было нести, и оно тоже исчезло в яме. Только её продовольствие, медикаменты и часть боеприпасов распределили по рюкзакам всей группы...
Он кивнул Молчуну, а тот быстро построил закончивших работу ребят в правильный походный порядок.
Пройти еще предстояло немало, и старый лев не был достойной задержки причиной...
Глава вторая.
...Вик отжимался на плацу, расплачиваясь за какую-то мелкую провинность...
Дрилл-сержант, жилистый седеющий крепыш Нико Норкинс, отсчитывал отжимания, счет которых уже перевалил за сотню, а весь взвод Вика был построен в нескольких шагах, и хотя глаза товарищей выражали только сочувствие, сами лица оставались каменными, как по Уставу и положено...
"...дабы провинившийся полнее чувствовал себя таковым..."...
А нарушившие эту заповедь и сами вполне могли оказаться на месте своего капрала, так что желающих не находилось.
Рядом с Нико стоял худой ушастый барабанщик-громадина, который отбивал один и тот же ритм с начала экзекуции - чтобы Вику было проще совершать однообразные движения с одной стороны, и для того, чтобы придать церемонии должную атмосферу, с другой. Надо сказать, если первое действовало лишь в теории, то второй мотив вполне себя оправдывал.
Вику было уже невыносимо тяжело поднимать на одних сжатых кулаках всю массу своего тела, а также ранца с суточным рационом, двойного боекомплекта, винтовки, компаса и бинокля. Приклад карабина уполз и ритмично колотил по бокам, болтался и ранец, а поднятая гарцующими поодаль на пони разведчиками пыль забивала глаза и нос, оседала сахарной пудрой по всему телу, в смеси с потом липкой грязью лилась за шиворот...
Словом, не удался день у капрала Холмса.
Нико отличался среди дрилл-сержантов Бригады особым, редким для хоббитов вообще, командным голосом. Он им очень гордился, да собственно, главным образом благодаря вокальным данным он и стал сержантом... Так что уж это качество использовал как можно полнее и часто, стараясь орать на подчиненных по поводу, и без. Вот и сейчас он громко рычал Вику в самое ухо, будто разбуженный зимой медведь: