Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
— Традиция. «Фиксирует самое ценное для потомков». Говорит, что на видео я становлюсь настоящей. Собой.
— И тебя это не напрягает?
— Скажешь тоже. Меня это бесит! Но когда это останавливало Илюху… — На крыльце супермаркета мерцает экран кофейного автомата, и у меня появляется повод сменить тему: — Хочешь, угощу?
— Это я собирался тебя угостить! Определяйся с выбором, — Ваня снимает со стопки два картонных стакана, добавляет в один из них карамельный и миндальный сироп, выбирает режим «латте» и, под гул и шипение кипящей струи, вопросительно смотрит на меня.
— Откуда ты… — пораженно ахаю, и тут до меня доходит:
Я забираю у него стакан, с торжествующей улыбкой до краев наполняю латте с миндалем и карамелью и наслаждаюсь произведенным эффектом.
Волков ухмыляется и признает поражение:
— Ладно. Один-ноль. Совпадение интересное, это реально похоже на чудо!
* * *
Глава 36
Черная гладь воды недвижима и безмолвна, дом ведьмы пуст, тела давно умерших лодок серебрит призрачный свет фонаря, и я, на сей раз без спроса, судорожно цепляюсь за надежный локоть Волкова и ускоряю шаг.
— А ведьма… то есть, бабушка Анастасия, совершенно точно обладала каким-то даром. Не поверишь, но она знала обо всем, что со мной происходит. Пеняла, что я слабая, а должна быть здоровой и сильной, и что злая, и поэтому не достойна называться здешней королевой. Потом она сменила гнев на милость и сказала, что возвращает людей к жизни, но меня спасет только Божья милость. И тогда наступит спокойствие и мир.
— Хрень какая-то… — подначивает Волков и хитро на меня косится. — Точнее, бред сумасшедшей. Если я напьюсь, я тебе еще и не такое напророчу. Главное, нечаянно не принять это за чистую монету.
— Выключай скептика, Вань! Если ты такой умный, найди рациональное решение ее шарад! Ну что, забились? — я подставляю ему ладонь, и он, хлопнув по ней, великодушно соглашается:
— Окей!
Мы прогуливаемся по пляжу, перекидываемся смешными и колкими фразами, подтруниваем друг над другом, как старые друзья, но ноги вязнут в песке, и вскоре я выдыхаюсь. Обездвиженный локомотив, поблескивая зеленым, исписанным граффити боком, гордо возвышается над поросшими мхом плитами бетонного основания, Ваня вручает мне свой кофе, ловко подтягивается и оказывается на его ржавой крыше. Перенимает у меня стаканчики, ставит у края и подает мне руку:
— Держись крепче! Вот так.
Он помогает мне взобраться наверх, рывком стягивает с себя толстовку и расстилает на ржавчине.
Градус шутливой дискуссии сошел на нет, мы молча сидим рядом, пьем божественный, сладкий и терпкий напиток и прислушиваемся к звенящей тишине — ее нарушают лишь шуршание шерстяных крыльев ночных мотыльков, вьющихся под плафоном одинокого фонаря и далекий заливистый лай цепной собаки.
Аромат кофе и миндаля окутывает уютным непроницаемым коконом. С Волковым не страшно, не тянет постоянно оглядываться и тревожно всматриваться во тьму. Присутствие этого парня — словно присутствие ангела-хранителя, и это сравнение, пришедшее на ум уже давно, действительно не просто красивая метафора.
— Значит, вот так ты и сидел здесь в тот вечер в грозу? Смотрел на воду и увидел меня? Что ты тогда обо мне подумал?
— Я удивился. А потом до одури испугался. Но, как бы там ни было,
— В лучшую сторону?
— Просто изменила. Теперь мне сложно отделаться от мысли, что это я где-то перегнул и, возможно, отчасти стал причиной… И что по моей вине тоже мог погибнуть человек.
— Да я всего лишь хотела, чтобы случилось чудо! Поняла, что не вывожу эту реальность и очень в нем нуждалась. И оно… случилось, блин! Ты оказался рядом. Ты и сейчас рядом… — Я краснею и заливаю мучительный стыд огромным глотком ароматного кофе. Пусть Ваня истолковывает мою фразу так, как удобно ему.
По лицу Волкова скользит тень.
— Просто быть рядом мало, Лер. Доверие, преданность и полное взаимопонимание — вот что для меня — настоящее чудо. Может, иногда я и вижу его со стороны, но одиночкам трудно в такое поверить. В этом я завидую Рюмину, хоть он и полный урод.
Он быстро допивает остатки латте, комкает стаканчик и бросает точно в урну, торчащую из бетонного постамента. Я разглядываю его темный профиль, обрамленный призрачным свечением, и сердце разрывается от сочувствия и боли — к его собранности и видимому спокойствию так запросто привыкаешь, что забываешь о его ранах, а они ведь еще свежи… И никакими извинениями не исправить зла, причиненного Ване и его семье моим окружением.
— Так доверяй мне, — еле слышно прошу я. — Я буду рядом и не предам, обещаю!
Он смотрит мне прямо в глаза, и белые стены церкви на фоне черных сосен плывут и качаются; вместе с ними куда-то уплывает вся земля. Мысли улетучились — в голове только гул и грохот пульса, хаотичные вдохи и выдохи вырываются из моих приоткрытых губ и вдруг ловят ритм его хриплого дыхания.
Если прямо сейчас не случится чуда, я точно умру — потому что не вынесу эту пытку.
Фонари в округе внезапно гаснут. Зрение выключается, но, спустя несколько секунд, в вышине проступает бархатный платок неба с дырками звезд. Я постепенно обретаю способность соображать, Волков, кажется, тоже приходит в себя и глухо отзывается:
— Спасибо…
Теперь я могу ориентироваться только при помощи слуха и слышу, как он ложится на расстеленную толстовку.
Я обессилена чертовыми гляделками и его мощнейшими флюидами и тоже решаюсь прилечь — на краешек, на безопасном расстоянии. Но под моей шеей оказывается твердое плечо Вани, а мое — накрывает его теплая ладонь.
Мы одновременно начинаем болтать о каких-то глупостях, ржать, спорить взахлеб, вспоминать любимые строчки из песен, но запал так же быстро иссякает, и надушенная жасмином ночь забивается в уши и рот.
Мне хочется доверить Ване что-то большее — волнующее и сокровенное, — но я еще никогда и ни с кем не говорила по душам.
— Я знаю, отчего все мои метания… То есть, почему в последнее время мне так неспокойно и нужно к чему-то привязаться, — я плотнее прижимаюсь к его теплому боку и пытаюсь обличить то, что гложет, в примитивную и бесполезную форму слов: — Все вокруг стремительно меняется, и я меняюсь. Когда слепо исполняешь чужую волю, не чувствуешь за содеянное ответственности… Но, как только я пошла отцу наперекор и сама приняла важное решение, я вдруг поняла, что в ответе за свои поступки. За каждое слово, за каждый шаг, за каждый выбор, который породит миллионы возможных вариантов развития событий… От этого взрывается мозг. Как же страшно взрослеть!