Бал шутов. Роман
Шрифт:
Гуревича в театре не было, Леви предложил вместо диссидентов деньги, то есть, можно сказать, хотел купить его, как Америка евреев за пшеницу — и Сокол решил посоветоваться с секретарем партийной организации. В самые ответственные минуты жизни он обращался к нему за советом — когда не получалась какая-нибудь роль, когда он не мог достать путевку на Кавказ, и даже перед тем, как жениться на Ирине. И мудрый совет секретаря всегда помогал ему.
Борис постучал
— Антре! — почти без акцента бросил секретарь.
Он обожал играть коронованных особ и сейчас сидел перед зеркалом в костюме Людовика Четырнадцатого, примеряя парик и мурлыча под нос своего любимого Лалло.
— Сергей Павлович, — начал Борис, — разрешите? У меня к вам дело.
— Король к вашим услугам, — расплылся секретарь, — чем вам может быть полезно мое величество?
— Как всегда — советом!
— Мы слушаем вас! — Людовик надел парик. И вновь начал насвистывать Лалло.
Сокол собрался с силами.
— Как вы думаете, — выпалил он, — кто в нашем театре диссидент?
Король не расслышал — ведь он мурлыкал Лалло.
— О, у нас их много, — ответил он. — Да вы всех знаете!
Борис растерялся.
Он вновь перебрал в уме всю труппу — никто, кроме Гуревича, под это определение не подходил. А Гуревича уволили.
— Например? — уточнил Сокол.
— Например, режиссир — ассистент.
— Вы ошибаетесь, — заметил Борис, — режиссер — не диссидент…
«А, в общем, кто его знает — может, сделать из Яго еврея — тоже диссидентский акт?»
— А какой же вас ассистент интересует, — опять не расслышал Людовик, — ассистент художника?
— Что значит диссидент художника? — в свою очередь не понял Борис.
Даже если бы король не мурлыкал Лалло, он все равно не расслышал бы этого слова, он бы никогда не поверил, что Борис Николаевич ищет в театре диссидентов. И поэтому, как и подобает секретарю, он терпеливо объяснил.
— Не понимаю, что вас удивляет. Их у нас несколько. Вы что, не знаете? Например, Федотов. И Пельман. И Зильбербранд!
Бориса будто оглушили.
Федотов был старым членом партии и вообще давно уже выжил из ума, Пельман на всех собраниях громил сионизм, а Зильбербранд был депутатом районного совета!
— Что вы говорите, — опупел Борис, — вот уж на кого бы не подумал!
Ведь они настоящие советские люди.
Людовик Четырнадцатый привстал на своем троне.
— Помилуйте, Борис Николаевич, — пропищал он, — почему ж ассистент не может быть простым советским человеком?
Король явно чего-то недопонимал.
—
Королевские уши, наконец, прочистились. Людовик раскрыл свой широкий партийный рот.
— Кто вам сказал, что они диссиденты?! — гневно произнес он.
— Вы, — простодушно ответил Борис. — Поэтому я и удивился.
— Когда?!
— Да только что.
Людовик Четырнадцатый побагровел, будто ему сообщили о дворцовом перевороте, и сразу стал похожим на Петра Первого.
— Вы чокнулись! — завопил он. — Федотов старый член партии, Пельман повсюду громит сионизм, а Зильбербранд — депутат районного совета!.. Я вам сказал — ассистенты! Ассистенты! Вы слышите?!
— А — а… — разочарованно произнес Борис, — понятно. А кто же тогда диссиденты?
Королевский парик слетел с головы секретаря парторганизации театра.
— Диссиденты?! — вскричал Людовик. — Сахаров и Солженицын!
— Это я знаю, — сказал Борис, — но Сахаров в Горьком, а Солженицын — в Америке. Не лететь же мне к ним… Кто в нашем театре?
— В нашем театре, — взяв себя в руки, сурово произнес Король — Солнце, — диссидентов нет и не будет!
— Очень жаль! — печально вздохнул Борис…
В коридоре его ждала Ирина.
— Ты окончательно спятил! — сказала она. — Зачем ты ходил к секретарю?
— Хотел вступить в партию! — зло произнес Борис и добавил: — Дай мне две копейки.
— Не дам, — ответила Ирина. — Нечего звонить этому Борщу. Он может вновь продекламировать монолог Отелло.
— Я отодвину трубку, — пообещал Борис. — Может быть, он познакомит нас хоть с одним диссидентом. Кому это, в конце концов, надо — нам или ему?!
— Ты думаешь, у него есть свободные диссиденты? — спросила она. — Они или в тюрьме или за границей!
— Тогда я ему скажу все, что я о нем думаю!
— Дорогой мой, — напомнила Ирина, — если бы люди знали, что о них думают другие — они бы перебили друг друга! Но он перебьет нас быстрее, чем мы его!..
— Но я не могу вживаться в то, чего я совершенно не знаю!
— Боря, — сказала она, — почему ты не хочешь положиться на свой талант, на свое актерское чутье? Ты играл всех Генрихов — разве до этого ты встречался с английскими королями? Или ты скупал мертвые души до того, как сыграть Чичикова? Может, ты задушил не одну женщину, до того, как задушить меня?… Почему ты не доверяешь себе, своим чувствам? Возьми и заяви, что ты считаешь нужным!