Бал шутов. Роман
Шрифт:
Причем Гуревич — видимо, он был всецело поглощен спектаклем — задавал какие-то странные вопросы.
— У него была красивая форма? — спросил Гуревич.
— Невероятно, — ответил Леви. — Погоны блестели, пуговицы сияли. Сапоги были так начищены, что в них отражалось мое лицо.
— Вы смотрелись в его сапоги?
— Нет, но когда он уже летел, я заметил свое отражение. Когда он позвякивал медалями.
— И у него было много медалей? — непонятно,
— До самого пупа, — гордо ответил Леви.
— И ордена Ленина?
— Четыре. Они тряслись и стукались друг о друга лбами.
— И как же вы его выкинули, Леонид Львович? — поинтересовался тогда Гуревич.
— Очень просто. Я открыл дверь, приподнял его и выбросил. Вот так!..
Леви очень красочно показал, как он это сделал.
— А сколько весил капитан? — Гуревича интересовало невесть что.
— Пудов семь, — Леви раздумывал, — конечно, в форме. Я его, видите ли, вышвырнул в форме.
Гуревич удивленно посмотрел на Леви — он явно не был богатырем. Он даже с трудом поднимал декоративную калитку от ограды сада в «Трех сестрах»… — В гневе человек сильнее, — объяснил Леви, — я был в гневе… Одной рукой открыл дверь, другой поднял капитана и… прощайте, родимые хаты…
— Где это произошло? — уточнил Гарик.
— Я разве еще не сказал? В родных местах, на Украине, в степи.
— И кто-нибудь видел?
— Конечно! Коровы… Они дико мычали. Меня это могло выдать.
Леви показал как мычали коровы в степи.
— Я представляю, как он кричал, — произнес Гуревич.
Он не успел. К счастью. Только выхватил пистолет.
— Какой? — поинтересовался Гарик.
— Маузер, — ответил Леви, — какой же еще? И выстрелил в меня.
— И попал?
Леви молча встал, подошел к шкафу и достал оттуда простреленную фуражку.
— Еще несколько миллиметров, — признес он, — и… я надеюсь, вы меня понимаете?..
И тут Гуревич задал главный вопрос.
— Леня, — спросил он, затягиваясь сигаретой, — а за что вы его выкинули?
— За то, за что надо выкидывать, — ответил Леви и задумался. — Хотя, может, и не стоило этого делать…
Второй раз Леви рассказывал Гуревичу эту историю в самый разгар борьбы с сионизмом, вечером, за чаем.
— Вы знаете, Гуревич, — спросил он — что я выбросил из поезда капитана? Из скорого… Мы сидели в купе, говорили о том, о сем, о псевдонимах, потом я одной рукой раскрыл окно, а другой выпихнул его.
— И он пролез? — удивился Гарик.
— Он был гораздо худее меня. Выпорхнул, как дрозд!
Гуревич поперхнулся.
— Леня, а где это случилось?
— В Азербайджане. Недалеко от Баку. Мы ехали в скором поезде Ленинград — Баку.
— И он стрелял в вас?
— Сразу из двух пистолетов, — ответил Леви. — Браунинга и маузера. Пока море не поглотило его…
— Какое море?
— Каспийское, — ответил Леви, — какое еще?..
— Но он в вас не попал?
Леви молча встал, подошел к шкафу и достал оттуда простреленную гимнастерку. С дыркой слева.
— Еще несколько миллиметров, — произнес он, — и… я надеюсь, вы меня понимаете?..
— А за что вы его вытолкнули? — спросил Гуревич, затягиваясь сигаретой.
— За то, за что надо… Хотя, может, и не стоило этого делать…
…И вот сейчас Леви удобно устроился на кушетке и начал…
— Мы ехали в поезде Ленинград — Тбилиси, сидели в вагоне — ресторане, ели шашлык по — карски, болтали о том, о сем, затем я приподнял капитана и выбросил.
— Куда, — полюбопытствовал Гуревич, — в окно или в дверь?
Леви задумался.
— В ущелье, — ответил он.
— Он стрелял?
— Нет. Метнул гранату и исчез. В ущелье.
— И он в вас попал?
Леви молча встал, подошел к своему портфелю и достал оттуда разорванное галифе. Без левой штанины.
— Еще несколько миллиметров, — произнес он, — и… я надеюсь, вы меня понимаете… Когда он рухнул — было ужасное эхо…
— Почему?
— Десять пудов чистого веса, — объяснил Леви, — плюс медали…
— Ну, а за что же вы его выкинули? — вновь попытался уточнить Гуревич, затягиваясь сигаретой.
— За что надо, — опять ответил Леви. — Хотя, может, и не надо было этого делать…
Он задумался.
— Когда-нибудь я вам расскажу все, Гуревич, — пообещал Леви, — может быть, когда вернусь из Испании.
— Когда вы вернетесь из Испании — я, возможно, буду уже во Франции…
— Так вы едете во Францию! — обалдел Леви. — Как вы туда попадете?
— Еще точно не знаю. Может быть, на Клотильде…
Леви ушел, когда упали сумерки, а когда взошла луна — вдруг появился Сокол… В ее свете он был синим и глаза его мерцали, как Млечный Путь…
— Кого я вижу, — произнес Гуревич, — великий артист Борис Сокол в гостях у всеми презираемого диссидента!.. Не боишься со мной общаться?
— Гарик, — сказал Борис, — что ты несешь хреновину? Я именно поэтому и пришел.