Бал шутов. Роман
Шрифт:
— К сожалению…
— Не расстраивайтесь, — успокоил парторг, — это ничего не меняет. Мы можем проголосовать еще раз… Кто за то, чтобы исключить беспартийного Олега Сергеевича из партии? — обратился он к присутствующим.
Проголосовали единогласно.
И ничего удивительного в этом не было — иначе бы театр не назывался Театром Абсурда…
Вилла мадам стояла над озером. И каждое утро, просыпаясь, Леви видел из окон своей комнаты горы. Они вдохновляли его —
Но каждый раз Альпы заслоняла ему своей могучей фигурой харьковская мадам… Она появлялась неожиданно, то в пеньюаре, то в халате, то в костюме для верховой езды — и заслоняла все горы, включая величественный Монблан.
— Лошади поданы, — говорила мадам…
Они шли по росистой траве, и двое слуг легко забрасывали его в седло…
И тут же начинался урок. Причем вела его мадам — она разглагольствовала о театре, о страсти, о любви, о трактовке «Дяди Вани», о русской душе…
— Скажите, я похожа на Настасью Филипповну? — спрашивала она, поворачивая к Леви свое толстое лицо с маленькими глазками.
— Какую Настасью Филипповну? — удивлялся он.
— Как какую?! — в свою очередь удивлялась она. — Разве не видно? Из «Идиота»!
— Ах, да, — вспоминал он. Его подташнивало. — Вылитая!
— Вы правы, — радовалась мадам. — Я ее копия во всем. И также бросаю деньги в огонь. Однажды, после спора с Морицем, я вышвырнула десять тысяч в камин… И вы представляете: он за ними полез — жалкий, дрожащий, как Иволгин.
— Серьезно? — удивился Леви. — Вы мне напоминаете нашего Главного режиссера.
— Он тоже жег деньги?
— Нет, пьесы, — сказал Леви. — В следующий раз, когда будете швырять — предупредите…
— Хорошо, — согласилась мадам. — Будем швырять вместе. Вы уже швыряли?
— Еще нет, — сознался Леви.
— Почему? Вы же, как и я, артистическая натура.
— У меня нет камина, — признался он. — И потом, я предпочитаю бросать деньги на ветер…
В конце прогулок Леви, как правило, падал с коня. Обычно после высказываний мадам… Конь не выдерживал, начинал храпеть, бить копытами и несся напролом.
Конь, в отличие от комика, не выдерживал глупости мадам. Видимо, потому, что ему не платили.
Но однажды в круглую голову мадам пришла совсем бредовая мысль. Она решила поставить «Вишневый сад».
Собственными силами и на русском.
В роли Раневской она видела себя, в роли Лопахина — своего мужа, банкира…
После этой новости Леви упал с лошади, не дожидаясь, пока она его понесет. И слугам, как они ни старались, не удалось его вновь забросить.
Беседу пришлось продолжать на земле.
— Мадам Штирмер, —
— У него русская душа, поверьте, — резонно возражала мадам.
Назавтра Монблан заслонили уже две фигуры — мадам и «русская душа».
— Приступаем к репетиции! — приказала мадам.
— На лошадях?! — ужаснулся Леви.
— Не знаю, — призналась она. — Как обычно приступают?
— Обычно без них, — признался он.
— Тогда начнем, — сказала она и натянула на голову несколько перепуганному банкиру замшелый картуз. — Как вам нравится мой Лопахин?…
После психбольницы Борис отдыхал недолго.
Он прогуливался в санатории, принадлежащем комитету Борща, занимался релаксацией, его массировали лучшие массажисты, с ним занимался известный психолог, который внушал ему, что он здоров, силен, молод.
Иногда ему делали иглоукалывание.
На третий день у него было ощущение, что в сумасшедшем доме он никогда и не бывал.
Однажды, во время подводного массажа в бассейне появился сияющий Борщ.
— Поздравляю, мой дорогой. Мир возмущен. Он протестует. Он негодует. Вы довольны?
— В общем, — протянул Борис.
— Не слышу энтузиазма в голосе, — он развернул газеты, — вы только взгляните, что пишет о вас иностранная пресса: «Великий актер в палате буйных», «Диссидент Сокол и психиатрический шприц», «Сокол на свободе», «Психическая охота за инакомыслящим», «Да здравствует Сокол»! А? Каково? У нас так пишут только о Ленине или об октябрьской революции. А у вас кислая рожа!
— Я хочу в тюрьму, — сказал Борис.
— Опять занудили. Успеете. Сначала дадите пресс — конференцию.
— Какую еще пресс — конференцию?
— Для иностранных корреспондентов крупнейших агенств печати, радио и телевидения.
— Зачем? Какого черта?!
— Польете нас немного грязью. Чуть смешаете с говном. Обличите. Выглядите вы неплохо, вас можно выпускать на люди.
— Не хочу. Я не хочу на люди.
— Неудобно, Борис Николаевич. Пригласили людей — и не придете.
— Кто их пригласил?
— Я же говорю — вы!
— Я?! Когда?
— Недавно, после выхода из клиники.
— Я никого не приглашал!
— У вас что, провалы памяти? — Борщ хитро улыбнулся. — Вы пригласили. Через доверенных лиц.
— Это еще кто?
— Верные друзья, — Борщ поклонился, — к примеру, ваш покорный слуга. Сегодня вечером у вас дома будет необычайно оживленно. Не теряйте времени, я вас отвезу, одевайтесь, брейтесь, вот вам духи «Тэд Ляпидус», только что из Парижа.