Барометр падает
Шрифт:
— А не будем митинговать — поедем убирать хлопок! — еще один выкрик с места.
— А мы — сахарную свёклу и картофель. У кого что растет, то и убираем. Зато при деньгах, они, деньги, всякому нужны. Особенно нашему брату, студенту.
— И много зарабатываете?
— В сельхозотрядах, — взяла слово Надежда, — заработки хорошие. И условия труда хорошие.
— Хорошие — это сколько? — не унимались с мест.
— Уравниловки нет. Зависит от квалификации. Трактористы, комбайнеры — могут за сезон и тысячу заработать, порой больше. Но это за три месяца. Неквалифицированный
— До таких денег нам как до Москвы, — продолжились неорганизованные реплики.
— Одна из целей нашего приезда — поделиться опытом организации сельхозотрядов. Чтобы труд был взаимовыгодным: студенты за хорошую работу хорошо и получают. Ничего невозможного в том нет.
Разговор перешел на дела обыкновенные — заработки, условия труда, джинсы, фасоны — что и требовалось показать. Бытие определяет сознание, и потому возможность задешево купить модную одежду для человека практичного куда важнее фамилии партийного функционера. В теории.
В зале тихое жужжание — народ обменивается мнением, а народа в актовом зале собралось немало. Зал на шестьсот мест, да ещё в проходах стоят.
А мы на сцене. Актив университета, пять человек, лучшие из лучших, плюс нас трое, плюс Нодирбек, молодой узбекский гроссмейстер, надежда республики. Сидим за сдвинутыми столами, покрытыми красным плюшем. Смотрим в зал. Микрофоны, бутылки минералки (увы, не боржом, а «славяновская»), стаканы, председательский колокольчик, всё торжественно и строго.
К секретарю первички подбежал курьер, передал записку.
— Рашидов! Сейчас будет выступать Рашидов, — сказал вожак университетского комсомола.
Быстро на тумбу водрузили телевизор. Актовый зал большой, телевизор в сравнении с ним крохотный, но слышно громко и чётко — аудиовыход подключили к трансляционной сети.
Заставка местного телевидения: «Выступление Председателя президиума Верховного Совета Узбекской ССР товарища Рашидова Шарафа Рашидовича». Играла спокойная музыка с восточным колоритом. Адажио из «Пустыни», мне ли не знать. Хороший признак? Может быть.
Четыре часа назад я встретился с Шарафом Рашидовичем.
— С вами, Шараф-ака, сейчас буду говорить не я, а Андрей Николаевич Стельбов, — предупредил я Рашидова.
И заговорил.
Грим, реквизит, прочие театральные уловки, всё это хорошо, всё это замечательно. Но великие артисты могли и могут сыграть любого героя безо всякого грима. Только что перед вами пятидесятилетний мужчина в пиджачной паре отечественного пошива, а мгновение спустя — это Гамлет, принц датский. Или Хлестаков. Или доктор Астров.
Я не артист, и уж точно не великий артист, но имитировать голоса умею. И Андрея Николаевича знаю неплохо, могу подражать и мимике, и движениям. Судя по реакции Рашидова, с делом я справился. Донёс до адресата послание Стельбова. Каков будет ответ Рашидова? Узнаем из выступления.
Музыка продолжала играть.
В Политбюро единства нет. Одни считают, что действовать нужно предельно жестко, чтобы другим было неповадно, чтобы на двадцать, тридцать, пятьдесят лет все помнили, что советская власть умеет быть твёрдой,
Какого конца?
Такого.
Будет гораздо лучше, если пожар, вернее, искру, погасит сам Узбекистан, сам Рашидов. Чтобы загасить искру, не требуется пожарный поезд, и пожарная машина излишняя. Плюнуть и растереть, всего-то и делов. Тогда можно будет считать студенческие волнения как не имевшими места быть. Лёгкое недоразумение, трудности перевода. Пусть Рашидов сам разъяснит, что назначение Волкова — дело решенное, и никто не вправе считать иначе. Партия сказала — так тому и быть. А Рашидов сосредоточится на работе в Верховном Совете Узбекистана, развивает промышленность, сельское хозяйство и всё остальное.
Политбюро согласилось с предложением Стельбова. Но с неохотой. Завтра Андрей Николаевич должен прилететь в Ташкент на правительственной «Тушке». Но наряду с этим Среднеазиатский Военный округ приведен в состояние полной готовности, и Андрей Николаевич резонно опасался, что пока он будет в полёте, в Ташкент и прочие города введут войска. Поэтому и послал нас, без шума и помпы, на обычных самолетах. Старенький «Ли-2», работяга «Ан-12» — никому и в голову не придет, что такой большой человек пошлёт свою дочь на столь заурядном транспорте. Никому в голову вообще не должно было придти, что мы сюда прилетим отдельно. Как можно? Чижику следует к матчу готовиться, корона на кону, миллионы. Ольга должна лететь завтра, вместе с отцом. Так в полётном листе. Надежду же в расчет вообще не брали.
А мы тихонько, неприметно, не по дороге всё, а по тропиночке, добрались до Ташкента, увиделись с Рашидовым. Если бы нас всё-таки остановили, легенда такова: мы хотим обсудить постановку оперы «2026» в солнечном Узбекистане. Шараф-ака согласился написать текст на узбекском языке, да здравствует советское искусство, национальное по форме, и социалистическое по содержанию!
И да, мы и в самом деле намерены это сделать. Если Шараф Рашидович примет предложение Стельбова.
Но примет ли?
Минуты шли, музыка играла, диктор несколько раз объявляла выступление Рашидова. Понятно, люди должны проникнуться важностью момента. Отложить домашние дела, сесть перед телевизором.
Наконец, слово взял Шараф Рашидович.
Телевизор, минский «Горизонт», стоял к нам боком, лицо видно было не очень хорошо.
Но мы всё слышали.
Узбекистан за годы советской власти превратился в цветущую высокоразвитую республику. В братской семье народов Узбекистан обрёл счастье жить в самой справедливой стране мира. Нерушимый союз свободных республик дал нам крылья, и теперь наши самолеты летают по всему миру. Мы и впредь будем верны заветам Ильича, вместе с братскими республиками борясь за торжество идей коммунизма во всем мире. Великие задачи стоят перед нами, партия освещает нам путь, Советская власть дает богатырские силы, Узбекистан хорошеет с каждым днем, и так далее, и так далее, и так далее.