Барон Семитьер: Мясорубка
Шрифт:
Гведе уперся ногой в почерневшую трубу водостока, удерживаясь от падения, и выбросил вперед руку, сжимающую шпагу. Хуссейн отступил назад, к слуховому окну. Впрочем, нырнуть туда у него не получилось - местные обитатели давно заколотили спуск с крыши суковатыми досками. Тарик Фарид сплюнул кровавую слюну и, глядя на Барона с нескрываемой ненавистью, схватил длинный, испещренный зазубринами осколок стекла:
– Ты не возьмешь меня живым!
– прорычал он, и его голос дал петуха, сорвавшись от ярости и страха на визг. Он отступил еще на шаг назад, прижав осколок к собственной
Хуссейн с диким криком полоснул стеклом по горлу. Кровь хлынула темным потоком, заливая френч на груди. Он пошатнулся, глаза закатились, после чего тело тяжело рухнуло на крышу. Осколок выпал из его руки, торжествующе звякнув о черепицу, а кровь растеклась лужей, блестящей в лунном свете, как черное зеркало.
Барон замер, его дыхание вырывалось облачками пара в морозном воздухе. Он опустил шпагу, глядя на распростертое тело. Покачал головой:
– Наивный человек посчитал, что вправе выбирать свой конец, — прошептал он, вытаскивая откуда-то из внутреннего кармана небольшой пузатый флакон из темно-зеленого стекла.
– Думал, что перерезав себе глотку сможет ускользнуть от меня. Жаль, я не успел ему сказать, что в моем присутствии смерть является высшей милостью. Простите, герр офицер, но умрете вы только тогда, когда я позволю это сделать. Медленно - и под выбранную мной музыку.
Он обмакнул указательный палец в крови все еще хрипящего Хуссейна и начертал на его лбу замысловатый символ. После этого нажал на челюсти и влил в открывшийся рот несколько капель из своего сосуда. Брезгливо морщась, достал носовой платок и прижал его к ране.
Тело Тарика дернулось, будто марионетка, чьи нити схватил жестокий, но не умелый кукловод. Его трясло, будто сотня демонов разрывали его изнутри, стремясь вырваться на свободу.
– Поверь, сбежать я тебе не позволю. Или я зря столько лет служил той, кого обычно не зовут?
За спиной слышался топот ног. Обернувшись, Семитьер увидел хромающего к нему Раффлза. Уперевшись руками в колени и отдышавшись, инженер-сыщик спросил:
– Упустили?
Барон усмехнулся:
– Поверь, дружище, от меня тяжело спрятаться за гранью жизни. Иногда я умею просить Смерть об одолжении, будучи весьма убедительным. Кстати, поздравляю. Я был до последнего уверен, что тебя подстрелили.
– Ты не ошибаешься. Впрочем, если бы не Роза, я вряд ли сейчас мог бы говорить.
– Ну что ж. Значит сегодня Смерть останется без пары убиенных. И не думаю, что она расстроится от нежданно выпавшего отдыха.
– Все-таки, ты чертов колдун, Гведе. Признай это!
Тот неспешно поднялся на ноги, отряхнул брюки от грязи. Пожал плечами:
– Есть много в мире, друг Горацио, чего не снилось мудрецам. Однако, вынужден оставить тебя пожинать лавры победителя. Ведь командану удалось то, с чем не смогли справиться другие - арестовать самого Мясорубку. Ну а мне пора идти. Есть еще несколько незаконченных дел.
Семитьер посмотрел на луковицу часов, кивнул, и вальяжно направился в сторону аварийной лестницы.
– Гведе!
Он обернулся:
– Гведе, ты говорил, что Хуссейн только лишь одно звено в преступной
– Для общественности доказательств хватит с головой. Тем более, этот человек, по сути, и является главой банды. Насчет же исполнителя его воли - прости, я не могу отдать его тебе. Роза очень просила обеспечить ему будущее, при котором смерть покажется избавлением.
– Но ты же расскажешь мне о том, кто это такой?
– Вскрытие покажет, дружище! И свяжи это отродье - он придет в сознание через пару минут.
***
Суббота, 11 марта, 4 утра
– Молодой человек, разве вас не учили, что воровство является смертным грехом?
Долговязая фигура могильщика, сменившего свой традиционный черный фрак и пальто на дорожный сюртук, угрожающе возвышалась над замурзанным мальчишкой. Одет бедно, но чисто - полотняные штаны с заплатами, вязанная из шерсти кофта, модная кепка-восьмиклинка с острым козырьком. Классический обитатель площади Конкордии, местный падальщик, добывающий пропитание из карманов зазевавшихся буржуа.
– Знаете, юноша, однажды мне довелось познакомиться с вашим коллегой, тоже щипачом. Кстати, роднит вас не только профессия, но и тот факт, что вы оба попытались ограбить Смерть. Тому пареньку повезло больше, он удачно сунул руку в тот карман, где у меня как раз лежали несколько золотых. В тот день он получил свою пару монет. Правда, вряд ли он смог воспользоваться ими - в некоторых случаях их очень тяжело снимать со своих глаз. Например, когда ты мертв.
Вор раскрывал грязный рот, будто одновременно бился в истерике и зевал. Барон же вернул шпагу, которую держал напротив сердца карманника, обратно в трость и назидательно произнес, кивая в сторону постамента памятника, отполированного до блеска руками дворников.
– Нужно быть осторожнее. Отражения человека так же красноречивы, как и его труп. Тяжело не обратить внимание на оборванца, который уже три минуты крадется за тобой шаг-в-шаг. И, пожалуйста, не утруждайте себя тем, чтобы солгать мне о том, что у вас именно сегодня принялась умирать родительница, и вы решились на кражу исключительно ради заработка на лекарства. Лютен, друг мой, вы очень вовремя. Займитесь этим прощелыгой, пока он не попался на глаза патрульным или мне, но уже в дурном настроении. Кстати как успехи?
Юный щипач взвыл от боли - налитые железом пальцы жуткого рыжеволосого коротышки капканом впились ему в ухо, не давая возможности даже подумать о побеге.
– Скорый “Лютеция-Лозанна”. Седьмой вагон. Кстати, немного завидую - вам доведется прокатиться на только что выпущенном из цеха паровозе “Рапиде”.
Барон поднял с пола саквояж и отсалютовал дворецкому тростью:
– Стриж? Хорошее название для поезда. Что ж, не буду больше задерживать. Пожелайте мне удачи, Пьер.
Железнодорожный вокзал Сен-Лазар возвышался над площадью Европейской Конкордии, будто исполин из стали и камня, застывший в клубах дыма и угольной гари.