Барон Семитьер: Мясорубка

Полефф Александр-Эл.

В отличие от роскошных покоев для пациентов, кабинет главного доктора казался верхом спартанского минимализма: несколько шкафов с книгами, пара кресел перед столом и картотека в углу.

– Я могу предложить вам что-нибудь выпить?

– Если возможно - чай из ромашки.

Тарик отдал секретарю указания, после чего встал напротив своего знаменитого визави, чуть опираясь на крышку стола:

– Итак, чем я могу быть полезным?

– Если вы внимательно прочитаете то, что написано в моих бумагах, то увидите, мне осталось жить считанные дни. Но, скажу честно, умирать очень страшно. Профессор Маркин, мой лечащий врач, заявил,

что только в Лютеции есть доктора, способные мне помочь. Понимаете ли, в Лондиниуме пока еще никто из светил не освоил замену старых органов молодыми.

Хуссейн развел руками:

– Боюсь, вас ввели в заблуждение. В моем санаториуме пациенты только проходят общее оздоровление и реабилитацию. К сожалению, то о чем говорите вы, нам пока недоступно.

– У меня есть средства. Большие деньги. И я готов их отдать все. Лишь бы прожить до того времени, когда наш век сменится новым. Я хочу взглянуть в будущее.

Доктор углубился в медицинские бумаги и некоторое время просто молча читал. Потом снял очки в тончайшей оправе:

– Даже если бы я очень хотел вам помочь, не смогу. Знаете ли вы о том, что у вас крайне редкая группа крови? Так вот, найти донора, который сможет пожертвовать ради вас частью своего организма, в Лютеции практически невозможно. Простите, сэр.

– Я знаю такого человека. Вопрос в том, что даже со своим сочинительским талантом я не смогу уговорить его пойти на такой подвиг. В Лютеции живет моя незаконнорожденная дочь. Однако, я не говорю на галлийском, а племянница, которая меня и привезла сюда, отказывается беседовать с ней на эту тему. Может быть вы смогли бы найти достаточно красноречивого человека, который убедил бы ее помочь мне? Возможно даже без ведома ее близких…

Тарик Фарид покачал головой:

– Вот уж не думал, что человек, написавший “Оливера Твиста” и “Дэвида Копперфилда” окажется таким… влюбленным в жизнь, что готов пойти на самые крайне меры. Я подумаю, что можно сделать. Вы знаете, где находится отделение почтамта Лютеции на Аршив?

– Нет, но уверен, что найду.

– Завтра вечером вы сможете обнаружить в ячейке номер 219 мой ответ. Если он будет положительным, то на месте моего письма оставите адрес этой вашей дочери. Но прежде чем передать ключ, мы должны обсудить цену работы. Если вам покажется, что она неподъемная - мы просто распрощаемся навсегда. И конечно же, никакого торга. Вас устраивают такие условия?

– Да.

– Десять тысяч ливров.

– Это очень много. Но я располагаю достаточными средствами.

– Половину вы положите в ячейку вместе с адресом. Держите ключ.

– Я могу быть уверенным, что вы не прикарманите мои средства? Вам может показаться, будто я и без того практически труп. И возможно, у вас появится мысль о том, что обобрать меня будет легко.

– Если вы сомневаетесь - верните ключ. Я не видел вас, а вы - никогда здесь не бывали.

– Я верю вам, сэр.

– Записи вашего доктора я пока оставлю у себя. Они понадобятся, если операция будет возможна. Если завтра наша сделка окажется заключенной, еще через сутки я жду вас утром в этом кабинете. До связи, сэр Чарльз. Для меня будет большой честью исцелить вас. Вечной жизни не обещаю, но года три-четыре вы продержитесь. Кроме печени у вас вполне достойное здоровье.

Барон улыбнулся, но в глазах его мелькнула тень:

– Три года это почти вечность, доктор. Особенно, когда не знаешь, кто придет

за тобой первым. То ли Смерть, то ли кто-то иной.

Прозекция совести

Прозекция совести

“I will be your light in the dark”

Breaking Benjamin, “Angels Fall”

Пятница, 10 марта, ранее утро

Вчера ему телефонировал Благодетель. Хотя до этого обычно он приходил лично. Нет, люди не способны оценить масштаб той работы, которую нужно проделать, чтобы получить дар от ангела! Им кажется, будто у крылатых посланцев Спасителя можно что-то отобрать силой. А, ведь, сколько раз уже было повторено: “дар” потому так и называется, что получают его только в обмен на любовь!

Он тяжело и печально вздохнул. Сегодня во сне к нему снова являлись существа, кому он помог выполнить миссию. О, это прекрасное чувство - видеть как те, кто был заперт в грязном куске плоти, загажен греховными искушениями, очистились и парят над этим миром! Ангелы смотрят на него печальными глазами, будто спрашивая: “Почему ты не помог мне скорее?”.

Раньше он не мог. Пока Господь не дает знак, что время ангела пришло, он не имеет права вмешиваться в Его замыслы. Благодетель, вот, тоже теперь пытается давить. Утверждать, что знаки - это глупость. Говорил, их можно увидеть в чем угодно. Для него важно только одно - чтобы страждущий получил свой дар. И это большое заблуждение.

Впервые он узрел указующий перст в возрасте двадцати лет. Тогда профессор университета привел его, молодого студента, в свою лабораторию. Это был сырая комнатушка, где стены сочились влагой, а свет масляных ламп дрожал, как предсмертный вздох. В том месте старик Этьен Вальро обещал открыть старательному ученику знания о теле, жизни и смерти. Сюда этот седовласый старец с лицом, изрезанном морщинами, приводил только избранных.

Той ночью на столе анатома лежало тело безымянного бродяги, получившего в кабацкой драке удар ножом. Он был пьян, грязен и - жив. Пребывал на грани. Цеплялся за бытие. Хрипел, делая отчаянные попытки вдохнуть через залитые кровью легкие.

Вечно горбящийся профессор взял со стола нож для препарирования:

– Смотрите внимательно! Перед вами - не просто груда никому не нужного мяса, запертого в каркас из костей и кожи. Это - самая совершенный в мире механизм. Машина Бога, дар небес, чьи шестерни вращаются духом праведников!

Кровь брызнула в разные стороны. Силы и здоровья у Вальро хватало. Всего за несколько ударов он вскрыл грудь несчастного, наклонился над хрипящим пьяницей, а когда распрямился, в его руках было сердце. Багровое, еще подрагивающее, будто цепляющееся за последние мгновения жизни. Профессор поднял сердце к свету, и капли крови стекали по пальцам, падая на пол.