Барышня ищет разгадки
Шрифт:
Он появился, поклонился, взял меня за руку.
— Поверьте, лучше так, чтобы если что — сразу же выдернуть вас наружу, — сообщил он.
Я только кивнула — да пожалуйста.
И когда мы оба вынырнули в гостиной у Антипа Валерьяныча, он тут же откланялся — мол, всех приветствует, но заглянет позже, сейчас другие дела.
А я осталась, и радостно приветствовала уже собравшихся Агафью, Марфушу и Веру Яковлевну, супругу Антипа Валерьяныча.
После восторгов, объятий и взаимных приветствий мы пошли за стол, разместились, а Вера Яковлевна с невесткой быстро донесли, чего там ещё на их взгляд
— Я вот тоже всё порывалась по первости бегать, — говорила степенно Агафья. — Но уже притерпелись как-то — бегает всё больше Машенька-невестка, а я с внучком Алёшенькой, и всем хорошо.
Марфуша смеялась и отмахивалась.
— Мне, Агаша, здешний стол после моей службы нынешней — на один зуб да в полноги, веришь ли. Вспоминаю часто добрым словом барыню Софью Людвиговну — вот у неё-то было спокойно и чинно.
— А сейчас, что ли, не спокойно?
— Да куда там, — вещала словоохотливая Марфуша. — То барин Дмитрий Львович гостей со службы притащит в неурочный час, и корми их, то барыня заморская рыбы сырой возжелает, и нужно гнать Стёпку на реку, чтоб выловил ну хоть что-нибудь да принёс поживее! Нам, конечно, из Листвянки исправно по льду поставляют, да и по железной дороге тоже, но бывает, что запасов нет, а заказ из верхних комнат присылают, и извольте кормить! А как не кормить-то, что ж я за стряпуха такая, если накормить не смогу?
— Ты, Марфуша, самая наилучшая стряпуха, — улыбнулся ей Антип Валерьяныч, — мы все это отлично знаем, и если кто-то вдруг усомнится, то скажем, что никаких сомнений быть не может!
За это тут же выпили, Вера Яковлевна принесла варёной картошки — горячей, с маслицем, укропом сушёным присыпанной, и к ней запечённую рульку, и на некоторое время мы занялись горячим, похваливая хозяйку.
— И как же ваша барыня заморская рыбы просит? Она же ни слова по-русски, я только вчера с ней познакомилась у господина Болотникова на обеде, — я продолжала о своём.
— Так при ней две девчонки, одна нашенская, Танюшка, управляющего нашего дочка меньшая, а вторая, заморская, не так давно завелась, уже всяко после Рождества, я думаю. Где-то её добыл Дмитрий Львович, наверное, через его управу нашлась. И Танюшка эту Фаню как-то понимает, и рассказывает, что, значит, ей угодно. И Танюшку нашу Фаня любит, дарит ей украшения из шкатулки и деньги даёт, а ту, что землячка её, то и дело по щекам хлещет, я сама раз видела.
— За что же хлещет? — заинтересовалась Агафья.
— Да кто их разберёт, чужеземок этих, верещат на своём птичьем языке то и дело, да на весь дом, и даже Дмитрий Львович их утихомирить не может, как-то раз рыкнуть попытался, так Фаня ему что-то сказала, что он сразу с лица спал и к себе пошёл, и более не выходил в тот вечер.
О как, любопытно. Как бы посмотреть на эту вторую китаянку?
— И что же, ваша Фаня где-то бывает?
— А как же, — кивала Марфуша. — В театр выезжают регулярно, и в синематограф тоже, и на балы всяческие непременно. Вот только был в обществе приказчиков в прошедшую пятницу вечером, и на следующей неделе ещё маскарад в Общественном собрании, а там уже и до масленной недели недалече, там непременно будет и у губернатора,
— Точно, — улыбаюсь я. — И у меня из Парижа ещё есть, прошлым летом там сшила.
— Так ты на маскарад-то пойдешь? Я думаю, чиновникам из управы достать приглашения — плёвое дело, а Михаил Севостьяныча так вообще на любом балу всегда рады видеть, — продолжала болтать Марфуша. — Больно уж он мужчина видный, на него всегда охота идёт. А он, значит, тебя за ручку приводит, — и смотрит так хитро-хитро.
— Он теперь мне начальник, — вздыхаю я.
— Так и лучше же, вон сколько поводов словечком перемолвиться и за ручку подержаться, — подхватила Агафья. — Он, помнится, и в прежние наши дни у Софьи Людвиговны к тебе захаживал, да же?
— И тебе не страшно, что он с потусторонними делами знается, потому что ты теперь у нас сама такая, — припечатала Марфуша.
— Ну вот, без меня меня сосватали, — усмехаюсь, а сама понимаю, что усиленно смотрю в тарелку и вообще.
Я ещё по домашней жизни знаю, что если кому что в голову втемяшилось на тему чьих-то отношений, то ничем оттуда и не вытравить. Вот ведь, будут же теперь болтать!
— Ну а что, дело-то хорошее, — не унималась Агафья.
— Да у меня жених в Москве остался, — брякнула я.
Это произвело именно тот эффект, который был нужен — сначала все замолчали, а потом разом заговорили.
— И ты молчала? — Агафья только что челюсть не потеряла.
— И что же ты тогда здесь-то позабыла, дуй обратно в Москву! — качал головой Антип Валерьяныч.
— Кто таков-то, хоть расскажи! — трясла меня за рукав Марфуша.
— Маг, преподаватель в академии, один из тех, что меня учил, — говорю, а самой неловко.
Потому что сама не согласилась замуж, а теперь, значит, его именем прикрываюсь. Нехорошо это. Зря я это сказала, короче.
— Только прошу вас, хорошие мои, не болтайте, потому что потащат потом, и не соберёшь обратно, — вздыхаю. — Он не хотел, чтобы я сюда ехала, а у меня магический контракт, я не могла иначе.
— А он чего не поехал? — сощурился Антип Валерьяныч.
— Так студенты у него, куда посреди учебного года, — развожу руками.
— Ты зря его оставила, зря. Уведут, — качает головой Агафья. — Найдутся какие-нибудь шустрые, всегда находятся.
— Надеюсь, что обойдётся, — говорю я совершенно искренне.
— Рассказывай давай, что там у вас и как, — просят все.
Но я рассказываю вовсе не о предполагаемом женихе, а о Москве — как она мне показалась, о подругах — Марьяше и Матильде, и об Ангелине, и о революционерах, и о летней поездке в Европу. И меня слушают до темноты, покуда не приходит за мной Соколовский.
Его зовут за стол, но он вежливо отказывается и говорит, что только из гостей. Дожидается, пока я соберусь, и предлагает мне руку.
Мне внезапно неловко ему эту руку подавать, но я всё же подаю. Ничего, как-нибудь справимся.