Базар житейской суеты. Часть 2
Шрифт:
Амелія видла хорошо послднюю часть букетной сцены. Было въ порядк вещей, если Джорджъ, по просьб мистриссъ Кроли, отправился за ея шарфомъ и цвтами — это онъ длалъ тысячу разъ впродолженіе послдимхъ двухъ недль; но теперь услужливость его ршительно выступила изъ границъ, и Амелія не выдержала.
— Вилльямъ… Вилльямъ, сказала она, вдругъ ухватившись за руку Доббина, который стоялъ подл — вы всегда… вы всегда были такъ добры ко мн и… и… у меня болитъ голова. Я не здорова. Отведите меня домой.
Встревоженная и отуманенная происшествіями этоro вечера, она не знала и не помнила, что назвала его по-дружески, просто Вилльямомъ, какъ это обыкновенно
Мистеръ Доббинъ взялъ ее подъ руку и поспшно вышелъ изъ залы. Ея квартира была недалеко. Вилльямъ и Амелія не безъ труда протснились черезъ уличную толпу, которая тутъ, подл иллюминованнаго дома, волновалась и шумла чуть-ли еще не больше, чмъ веселые гости на бал.
Джорджъ, по обыкновенію, сердился всякій разъ, когда, по возвращеніи домой изъ гостей, находилъ, что жена его не спитъ. Поэтому мистриссъ Эмми, дойдя до своей квартиры, раздлась на скорую руку и легла. Но нечего и говорить, что сонъ бжалъ отъ ея глазъ. Крикъ, толкотня и топотъ лошадей передъ окнами спальни мистриссъ Осборнъ не умолкали ни на одну минуту; но Амелія не слыхала этого шума. Были другія обстоятельства, поважне уличной суматохи, которыя не давали ей уснуть.
Осборнъ между-тмъ, совершенно опьяненный отъ восторженныхъ впечатіній, побжалъ къ карточному столу и принялся играть очертя голову. На этотъ разъ онъ выигрывалъ безпрестанно.
— О-го! вотъ какъ везетъ мн въ этотъ вечеръ! говорилъ мистеръ Осборнъ, продолжая закладывать огромныя суммы, — есть отчего потерять голову.
И дйствительно, голова его была потеряна. Сосчитавъ свой выигрышъ, и положивъ въ карманъ, онъ бросился въ буфетъ и выпилъ сряду нсколько стакановъ вина.
Здсь-то, когда онъ кричалъ на окружающую толпу, и смялся, и кривлялся какъ съумасшедшій, нашелъ его мистеръ Вилльямъ Доббинъ, искавшій его сначала у карточныхъ столовъ. Доббинъ былъ угрюмъ, мраченъ и суровъ, представляя, во всхъ отношеніяхъ, разительную противоположность съ своимъ товарищемъ, безпечнымъ и необузданно-веселымъ.
— Ты ли это, другъ? Давай пьянствовать, старичина. Чудесное вино! Эй, человкъ! Пару стакановъ мадеры!
И онъ протянулъ дрожащую руку, чтобы принять свой стаканъ.
— Джорджъ, остановись! сказалъ мистеръ Доббинъ весьна серьёзнымъ тономъ. Не пей!
— А почему, старый др-р-ругъ? Все трынъ-трава, кром хорошаго вина. Увидишь самъ, если выпьешь. Чокнемся и царапнемъ вмст. Ну, Доббъ!
Доббинъ подошелъ къ нему ближе и шепнулъ что-то на ухо. Джорджъ отпрянулъ назадъ, закричалъ «ура», бросилъ порожній стаканъ со всего размаха и поспшно вышелъ изъ буфета, опираясь на плечо своего друга.
— Непріятель перешелъ Самбръ, сказалъ мистеръ Доббинъ, — и нашъ лвый флангъ уже въ дл. Ступай покамстъ домой. Черезъ три часа мы выступаемъ.
Быстро пошелъ Джорджъ въ свою квартиру, и еще быстре зароились мысли въ его голов, пробужденной къ дятельности роковою встью о встрч съ непріятелемъ, котораго, впрочемъ, и безъ того ожидали съ часу на часъ, давнымъ-давно. Кчему онъ волочился, и что теперь значила вся эта интрига? Тысячи разнородныхъ предметовъ, одинъ за другимъ, мелькали въ его разгоряченномъ мозгу. Кчему онъ жилъ до сихъ поръ, и какая судьба ожидала его впереди? Вотъ у него жена, молодая и прекрасная, младенецъ, можетъ-быть, котораго не суждено ему увидть никогда, никогда!.. О, какъ-бы онъ желалъ воротить назадъ гибельныя событія этой несчастной ночи! Какъ бы хотлъ онъ съ чистою совстью сказать послднсе прости этому нжному и невинному созданію, которому онъ
Его мысли сосредоточились, наконецъ, исключительно надъ его супружескою жизнью. Въ эти три недли онъ страшно проматывалъ свое материнское наслдство. Какъ онъ былъ втренъ, безуменъ и безпеченъ! Случись теперь роковое несчастіе — что можетъ онъ оставить своей бдной Эмми? О, какъ онъ былъ теперь недостоинъ въ ея глазахъ!.. Да и зачмъ онъ женился на ней? Онъ неспособенъ къ супружеской жизни. Зачмъ онъ не послушалъ своего отца, который всегда былъ къ нему, боле или мене, великодушенъ? Надежда, угрызенін, честолюбіе, нжность и своекорыстные расчеты поперемнго наполняли его сердце.
Джорджъ Осборнъ слъ за столъ и написалъ письмо къ своему отцу. Уже свтало, и заря прокрадывалась черезъ опущенныя сторы, когда онъ положилъ перо. Онъ запечаталъ конвертъ и набожно поцаловалъ сдланную надпись. Ему пришли въ голову тысячи трогательныхъ и нжныхъ сценъ, происходившихъ нкогда между нимъ и отцомъ, и онъ съ огорченіемъ припомнилъ свой послдній разрывъ съ мистеромъ Осборномъ-старшимъ.
Кончивъ письмо, Джорджъ заглянулъ и вошелъ въ спальню своей жены. Амелія лежала спокойно, съ закрытыми глазами, и онъ былъ радъ, что она спитъ. По возвращеніи съ бала домой, онъ увидлъ, что его деньщикъ уже длаетъ приготовленія къ отъзду: деньщикъ понялъ сдланный ему сигналъ — быть какъ можно осторожне, и продолжалъ вс эти приготовленія съ таинственною важностью, быстро, тихо и безмолвно.
— Что жь теперь? думалъ мистеръ Джорджъ, разбудить ли Амелію, или ограничиться запиской къ ея брату, который поутру извститъ ее о моемъ отъзд.
Задавъ себ этотъ вопросъ, онъ пріотворилъ дверь спальни, взглянулъ на жену, и потомъ, воротившись въ свой кабинетъ, написалъ письмо. Но теперь онъ опять былъ въ спальн.
Амелія не спала, когда онъ первый разъ вошелъ въ ея комнату, но она смежила свои глаза изъ опасенія, чтобы мужъ не разсердился. Но когда онъ воротился въ другой разъ, ея робкое сердце успокоилось мало-по-малу, и она осмлилась поворотиться къ нему лицомъ, притворяясь на всякой случай, что длаетъ это во сн. Джорджъ на цыпочкахъ подошелъ къ постели, и, притаивъ дыханье, началъ пристально наблюдать ея кроткое, нжное и блдное лицо, при слабомъ мерцаніи ночной лампы. Ея темныя, густыя рсницы сомкнулись, и одна рука, блая и нжная, выставилась изъ-подъ одяла.
Великій Боже! Какъ она была невинна, чиста, плнительна, нжна, благородна, и какою безпріютною казалась она въ этомъ мір! А онъ? Праведное небо! Онъ былъ неблагодаренъ, низокъ, пустъ и глупъ!
Пораженный стыдомъ и угрызеніями совсти, Джорджъ Осборнъ стоялъ у изголовья постели и смотрлъ на спящую жену. Ему ли, зачерствлому эгоисту, молиться объ этомъ невинномъ созданіи? Онъ не смлъ и думать о молитв; однакожь, уста его невольно шевелились и, казалось, онъ произносилъ: «Благослови ее Богъ! Благослови ее Богъ!» Онъ подвинулся еще ближе и молча склонился надъ ея блднымъ лицомъ.
И когда онъ нагнулся такимъ-образомъ, дв нжныя ручки тихо обвились вокругъ его шеи.
— Я не сплю, Джорджъ, пролепетала бдная женщина, давая теперь полную волю слезамъ, отъ которыхъ надрывалось ея собственное сердце.
Отчего же ты не спала, беззащитное дитя? Кому и для чего понадобилось твое безвременное пробуждеиіе?
Звуки военной трубы огласили брюссельскую площадь передъ ратушей, и быстро распространились отъ нея по всмъ концамъ. Загудлъ пронзительный шотландскій рожокъ, барабаны загремли и весь городъ встрепенулся.