Базар житейской суеты. Часть 2
Шрифт:
— Что?
— Припишись къ какой-нибудь сходк «Кувыркателе». Это превыгодное ремесло. Я буду писать за тебя сочиненія, и ты отличишься на-славу между этнаи глупцами. Ума тутъ не нужно никакого. Чмъ больше будешь кричать, тмъ лучше, а тебя на это хватитъ, голосъ у тебя богатырскій.
При этой внезапной мысли, возникшей въ изобртательномъ мозгу мистриссъ Бекки, Родонъ разразился самымъ дикимъ и отчаяннымъ смхомъ, такъ-что переполошилъ всю гостинницу, уже спавшую крпкимъ сномъ въ этотъ полночный часъ. Милордъ Тюфто, квартировавшій надъ нашими героями, во второмъ этаж, послалъ своего деньщика освдомиться, ужь не спятилъ ли съ ума его адъютантъ. Поутру, на другой день, за чашкой кофе, Ребекка объяснила всю эту сцену, къ великому наслажденію милорда, который и самъ покатился со смху, когда выслушалъ первую импровизированную рчь, произнесенную Ребеккой въ мнимомъ обществ «Кувыркателей», къ которымъ со временемъ будетъ принадлежать ея супругъ.
Но прошли, наконецъ, вс эти веселые дни, рчи и бесды. Съ роковою
— Надюсь, мистриссъ Бекки, вы не считаете меня трусомъ; сударыня, сказалъ онъ голосомъ, дрожащимъ отъ внутренняго волненія, — я готовъ умереть во всякое время, и грудь моя открыта для непріятельскихъ пуль; но что будетъ съ тобою, Бекки… а можетъ и еще съ кмъ-нибудь… съ двумя, то-есть безпріютными и беззащитными особами, которыя останутся посл моей смерти? Надъ этимъ нечего смяться, я полагаю.
Тысячи нжныхъ словъ и выраженій готовы были, во всякомъ данномъ случа, смягчить и успокоить раздраженнаго супруга. Сатирическій духъ Ребекки, тсно соединенный съ ея природнымъ темпераментомъ, живымъ и юркимъ, проходилъ въ одно мгновеніе ока, и физіономія ея, переставая выражать неугомонную веселость, быстро омрачалась самымъ печальнымъ колоритомъ. Къ такимъ артистическимъ видоизмненіямъ она пріучила себя еще въ лондонскомъ предмстьи Сого, подъ скромной кровлей родитедьской квартиры.
— Милый другъ! воскликнула она, неужели ты думаешь, что я ничего не чувствую?
И въ доказательство чувствительности, румяныя ея щеки оросились крупными слезами, способными размягчить самое черствоё сердце.
— Ну, полно, полно, Бекки, сказалъ растроенный супругъ, посмотримъ-ка вотъ лучше, что у тебя можетъ остаться, въ случа моей смерти. Въ послднее время мн особенно везло, и вотъ тутъ наличными ровно двсти тридцать фунтовъ. Въ карман у меня десять наполеондоровъ; этого, авось, хватитъ на весь походъ. Больше для меня не нужно. За столъ и за квартиру не плати, потому-что генералъ Тюфто расплатился за насъ и за себя. Если меня убьютъ, помни, Бекки, что я не долженъ содержателю. гостинницы ни одного шиллинга. Не плачь, мой другъ, оно, можетъ-быть, и лучше, если убьютъ, потому-что… какъ знать? чего бы ты натерплась со мной. Своихъ лошадей я не беру; оно будетъ дешевле, если поду на генеральскомъ гндк. Я ужь сказалъ генералу, что моя лошадь захромала. Ну, такъ если оно… того, Бекки, лошадей-то, знаешь, можно будеть продать. За кобылу вчера Григгъ давалъ мн девяносто гиней, только я имлъ глупость заартачиться и не уступалъ меньше сотни, такъ-какъ еще намъ не была объявлена эта внезапная новость. Бульфинчь нигд не потеряетъ своей цны, а все-таки лучше продать его въ этой сторон, потому-что въ Лондон его, пожалуй, отнимутъ у тебя за долги. Эту маленькую лошадку, что подарилъ теб сэръ Тюфто, тоже не мшаетъ продать здсь, потому-что, другъ мой, Бекки, воздухъ лондонскихъ конюшенъ будетъ нездоровъ для нея, прибавилъ улыбаясь мистеръ Родонъ. Вотъ эта дорожная шкатулка стоила мн двсти фунтовъ… то-есть, я еще не заплатилъ за нее, не плати и ты, а полтораста фунтовъ теб всякій за нее дастъ. За продажу моего гардероба тоже можно выручить порядочную сумму. Здсь вотъ, къ вашимъ услугамъ, мои булавки, кольца, часы съ золотой цпочкой, и другой довольно цнный хламъ. Все это спусти при первомъ удобномъ случа. За эти часы и цпочку, тётушка Матильда, помнится, заплатила сотню фунтовъ. Золотые флакончики могутъ быть проданы отдльно отъ шкатулки фунтовъ за тридцать. Какъ жаль, право, что у того же купца я не озаботился взять золотой сервизъ!.. Но ужь длать нечего, Бекки, надобно хорошенько воспользоваться и тмъ, что есть.
Длая такимъ-образомъ эти послднія распоряженія, мистеръ Кроли, бывшій отчаяннымъ эгоистомъ до самой женитьбы, когда безкорыстная любовь, нжная и пламенная, пересоздала его грубую натуру, перебиралъ, одну за другою, вс статьи своего движимаго имущества, стараясь опредлить приблизителыіую цну каждой вещи. Онъ былъ серьёзенъ и задумчивъ, потому-что занимался устройствомъ судьбы своей будущей вдовы. Вооруженный карандашомъ, онъ взялъ листъ бумаги, и составилъ школьнымъ почеркомъ длинный реэстръ всхъ своихъ вещей, съ отмткою приблизительной цны каждой. Вотъ образчикъ этого замчательнаго реэстра:
«Двухствольное мортоновское ружье — сорокъ гиней. Походная шинель на собольемъ мху — пятьдесятъ фунтовъ. Дв пары пистолетовъ въ футляр изъ розоваго дерева (пригодные особенно для дуэлей) — двадцать фунтовъ. Три новыхъ сдла и три попоны, — сорокъ фунтовъ.»
И такъ дале. Все это имущество должно было, въ извстномъ случа, поступить въ полное распоряженіе будущей вдовы.
Врный своему экономическосу плану, капитанъ Кроли надлъ самый старый, изношенный мундиръ, оставивъ новое платье подъ присмотръ и опеку мистриссъ Кроли. И этотъ знаменитый денди Гайд-Парка и Виндзора, отправляясь теперь на поле битвы, былъ скоре похожъ на скромнаго сержанта, чмъ на капитана, и уста его произносили что-то въ род молитвы за женщину, которую онъ собирался оставить. Ребекка, въ свою очередь, приведенная въ трогательное умиленіе, стала на колни и устремила свои глазки въ потолокъ. Родонъ Кроли поднялъ неутшную супругу, заключилъ
Ребекка между тмъ, какъ мы уже сказалв, благоразумно ршилась подавить въ себ всякій восторженный порывъ безполезной сантиментальности. Когда супругъ ея вышелъ изъ комнаты, она остановилась у окна, и увидвъ его на улиц, махнула нсколько разъ своимъ бленькимъ платочкомъ, въ знакъ послдняго прощанья. Здсь она простояла неподвижно до тхъ поръ, пока мистеръ Кроли повернулъ за уголъ переулка.
Каедральныя башни и шпицы на остроконечныхъ кровляхъ старинныхъ брюссельскихъ домовъ уже начинали окрашиваться золотымъ свтомъ подъ вліяніемъ солнечныхъ лучей. Ребекка не спала всю мочь. На ней еще красовалось бальное платье, приведенное въ живописный безпорядокъ. Ея черные, густые локоны въ такомъ же безпорядк растрепались по ея плечамъ. Синіе круги подъ глазами свидтельствовали о ея безсонниц и усталости, произведенной тяжелыми впечатлніями посл бала.
— Ахъ, какая я страшная! воскликнула мистриссъ Бекки; осматривая въ зеркал свою фигуру. Эти розовыя тряпки удивительно какъ увеличиваютъ мою блдность.
И она поспшила сбросить свое бальное платье, при чемъ изъ ея корсажа выпала записка, полученная отъ мистера Джорджа. Она подняла ее, прочитала, улыбнулась и заперла въ свою шкатулку. Затмъ, опустивъ свой бальный букетъ въ стаканъ воды; мистриссъ Бекки ушла въ свою спальню и заснула сладчайшимъ, въ высшей степени успокоительнымъ сномъ, столько для нея необходимымъ посл всхъ этихъ душевныхъ безпокойствъ.
Въ город уже все было тихо и спокойно, когда она проснуласъ въ десять часовъ утра. Наблюденія передъ зеркаломъ сообщили теперь самый успокоительный результатъ. Для окончательнаго возстановленія силъ, мистриссъ Бекки приказала подать себ кофе.
Кончивъ завтракъ, она взяла реэстръ, изготовленный для нея честнымъ Родономъ, и принялась внимательнымъ взоромъ всматриваться въ свое новое положеніе. По соображеніи всхъ обстоятельствъ, оказалось, къ великому утшенію, что дла ея, въ извстномъ случа, пойдутъ недурно. Хорошо даже пойдутъ, если распорядиться съ умньемъ. Въ добавокъ къ вещамъ, имющимъ быть полученными въ наслдство посл мужа, были у ней свой собственныя бездлки и свой trousseau. Мы уже имли случай описать и похвалить достойнымъ образомъ великодушіе Родона, обнаруженное имъ немедленно посл свадьбы. Ктому же была у ней собственная лошадка, хорошая лошадка, подаренная милордомъ Тюфто, который, сверхъ-того, купилъ для нея дюжину кашмировыхъ шалей на аукціон, гд продавался гардеробъ одной богатой Француженки, промотавшейся на наряды. Множество бездлокъ, пріобртенныхъ въ магазин брюссельскаго ювелира, свидтельствовали также, въ равной степени, объ изящномъ вкус и огромномъ богатств милорда Тюфто, обожателя Ребекки. Карманныхъ часовъ, или «погремушекъ», какъ называлъ ихъ Родонъ Кроли, было у нея вдоволь, такъ-что, въ этомъ отношеніи, будуаръ Ребекіій походилъ на часовой магазинъ. Однажды какъ-то, вскор посл свадьбы, Ребекка замтила, что ея англніскіе часы, получеимые въ подарокъ отъ жениха, имли довольно неуклюжую форму и нсколько забгали имередъ каждыя сутки; слдствіемъ этого замчанія, высказаннаго, разумется, безъ всякой задней мысли, было то, что на другое утро появились у нея прекрасные французскіе часики работы Деруа, съ цпочкой и прелестной бирюзовой крышкой, а потомъ, еще черезъ день, нжный супругъ повергнулъ къ ея стопамъ миньятюрные брегетовскіе часики; величимою никакъ не больше полкроны. Милордъ Тюфто купилъ для ней превосходные часы женевской работы, и такіе же, черезъ нсколько времени, подарилъ ей мистеръ Джорджъ Осборнъ. У Амеліи не было часовъ, хотя, разумется, нтъ ни малйшаго сомннія, Джорджъ сдлалъ бы ей чудесный подарокъ въ этомъ род, еслибъ она попросила. Супруга милорда Тюфто, постоянно жившая въ Лондон; пробавлялась, въ этомъ отношеніи, стариннымъ инструментомъ, полученнымъ ею отъ матери.
Какъ это жаль, милостивые государи, что наши первостатейные магазинщики, ювелиры и модистки, не заведутъ до сихъ поръ подробнаго реэстра всмъ покупателямъ, которымъ они продаютъ свой bijoux! Это могло бы послужить прекраснымъ статистическимъ матеріяломъ, имтереснымъ для многихъ фамилій. И еслибъ вс эти украшенія поступили, по принадлежности, къ дочерямъ и женамъ, какая блистательная выставка драгоцнныхъ издлій могла бы открыться на прилавкахъ шумнаго базара житейской суеты!
Сообразивъ и вычисливъ вс эти драгоцнности, Ребекка сдлала весьма радостное открытіе, что у ней, въ извстномъ случа; можетъ несомннно образоваться наличный капиталъ въ шесть или семь сотъ фунтовъ стерлинговъ британской монеты. Этого, конечно, при ея свтломъ и сметливомъ ум, было слишкомъ довольно для первоначальнаго обзаведенія на рынк житейскихъ треволненій. Все утро было посвящено у ней обозрнію и приведенію въ порядокъ разнообразныхъ статей этого движимаго имнія. Въ карманной книг Родона, между разнымъ хламомъ, отыскала она вексель въ двадцать фунтовъ, на имя осборнова банкира. Это обстоятельство напомнило ей мистриссъ Осборнъ.