Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Я отступил к двери, изо всех сил удерживая на лице спокойную маску. Хиля отвернулась.
– Ну хорошо, - сказал я.
– Как скажешь.
Да - я действительно этого не мог. "С женщиной" - сказала она, но ошиблась, потому что есть масса мужчин, которые не могут этого именно с женщиной, а иначе, пусть даже извращенно - но они имеют хоть какое-то представление...
Я же не мог этого в о о б щ е. И не хотел.
Теоретически я знал все, и, как любое абстрактное знание, оно меня не волновало. Удовольствие - это теплый вечер, хороший фильм в кино,
На службе знали, что у меня есть девушка, чуть ли не невеста, поэтому никаких вопросов не возникало. Хотя нет, один вопрос мне все-таки задали: "Ты кого хочешь, мальчика или девочку?". Спросила об этом симпатичная толстушка-машинистка, в обеденный перерыв, на отведенной для курения лестничной площадке. Я поднимался в контору, она стояла с папироской в янтарном мундштуке, прислонившись к крашеной стене и скрестив ноги. На ее белую рабочую блузу косо падало из окна солнце - и это было красиво.
– Эрик, а ты что, не куришь?
– Когда как. Скорее, нет.
– Жаль. Покурили бы с тобой, - машинистка выпустила струйку дыма.
– Я могу просто так постоять, если тебе одной скучно.
Она захихикала. Этой женщине было уже за тридцать, и она успела раза четыре выйти замуж, но ни разу не продлила брак. Теперь на очереди был кто-то пятый: каждый день он звонил, витиевато здоровался простуженным басом и просил позвать свою толстушку "к трубочке".
– Эрик, а ты кого хочешь, мальчика или девочку? Ну, ребенка, я имею в виду.
– Интересно, - помимо воли я рассмеялся, - а откуда такая мысль, что у меня будет ребенок? Я даже не женат, и вообще...
Толстушка смерила меня медленным, ласково-цепким взглядом умудренной жизнью женщины, вытолкнула в воздух еще одну дымовую струйку и сказала:
– Я же не говорю - сейчас. Ну, а в принципе? Ты у нас такой галантный, утонченный, всегда девушек вперед пропускаешь... Спорить готова: ты больше девчонку хочешь. Такие, как ты, всегда о дочках мечтают.
– Наверно, ты права, - я ощутил чуть заметный укол смущения и тревоги.
– Но это уж дело случая.
– Я слыхала, - машинистка выбросила окурок в чугунную урну и выбила мундштук о перила лестницы, - что рождается всегда тот, кого хочет отец. Вот мой, например - я думаю, мы поженимся - орет на всех углах: сына, сына!.. А я же по глазам вижу: девку ему надо, просто стесняется, - она многозначительно улыбнулась.
– Значит, и будет девка.
– А ты что, уже..?
– я растерялся.
– Похоже.
Странно, но женщины почему-то не стесняются говорить со мной на такие темы, словно я им - подружка. То ли чувствуют что-то, то ли просто не берут меня в расчет. Вот и эта брызжущая весельем толстушка запросто сообщила мне о своей беременности, и хоть бы хны.
– Тогда поздравляю, - я хотел вежливо уйти, но она удержала меня взглядом:
– Извини,
– У меня принцип: не обижаться на хороших людей, - автоматически улыбнулся я.
– Ну, лиса!
– захохотала машинистка и шлепнула меня по спине, другой рукой вытирая выступившие слезы.
Ладно, контора есть контора, и я даже не дернулся бы, начти они хоть вслух обсуждать мои дела. Но дома что-то сгущалось, какие-то смутные, полупрозрачные облака повисли под потолком моей квартиры, собираясь всегда в том месте, где находился я, и это было хуже всего.
Родители мои все еще жили вместе. Очередное продление своего брака, уже на пять лет, они отметили в служебном кафе, и я, помню, долго бегал по городу в поисках памятного подарка, пока не откопал на каком-то дальнем рынке красивую репродукцию в позолоченной рамке: утро, сосновый лес, извивы бледной речушки в пучках камыша, развалины каменного домика... Картина родителям понравилась, но "папа" все так же странно и озабоченно поглядывал на меня, и ледок не растопился.
Однажды, незадолго до разговора с Хилей, я застал его за крайне необычным занятием: он рылся в ящиках моего письменного стола.
Я ничего от него не скрывал, но в ту минуту, увидев его согнутую у стола фигуру, ощутил внутри сильный безотчетный протест, словно впервые в жизни "папа" нарушил им же установленные нормы. Никто никогда не говорил мне, что родители не имеют права трогать мои вещи, но это как-то подразумевалось: ведь я же не должен был подглядывать под дверью их спальни. То, что я все-таки подглядывал, все равно не избавляло их от обязанности быть порядочными - ведь они об этом не знали.
– Папа?
– я вошел в свою комнату, стараясь держаться независимо и иронично.
– Ты бритву, наверно, искал?
Он вздрогнул и резко отстранился от стола, словно оказался возле него случайно.
– А, Эрик, - пробормотал он.
– Извини, я...
Лицо его сделалось двухцветным: на лбу и щеках выступили неровные красные пятна, остальное побелело, даже губы.
– Как дела?
– я подошел к столу и аккуратно задвинул верхний ящик на место.
– Что нового на службе?
Он порядочно постарел, и в тот момент это стало особенно заметным. Молча глядя на меня, он стоял в неосознанно оборонительной позе, словно я мог его ударить.
– Папа?
– я почувствовал, что немного успокаиваюсь.
– Что ты так на меня смотришь, будто это я в твоем столе что-то искал?
– Извини, - повторил он.
– Больше этого не будет. И я могу объяснить...
– Может быть, какие-то квитанции?
– я изо всех сил старался подсказать ему ответ, неважно какой, главное - вывести его из состояния шока.
– Квитанции все у мамы, а талоны я положил в буфет.
– Да какие квитанции!..
– он вдруг досадливо махнул рукой и сел в мое рабочее кресло.
– Зачем они мне вообще? Этим мама занимается...
– "папа" помолчал, словно собираясь с духом.
– Эрик, я хочу знать, с тобой все нормально?