Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Реальная, она казалась мне холодной, даже руки ее, всегда теплые и нежные, отдавали льдом. Эти руки гладили меня по голове, вызывая новое чувство, похожее на злость, мне хотелось схватить и выкрутить их, причинить боль хрупким пальцам, заставить Хилю завопить и отшатнуться... И в то же время меня отчаянно тянуло к ней, я просто жаждал любых ее прикосновений, будто она могла одним этим меня накормить, снять какое-то мучительное напряжение, убрать страх и растерянность.
– Что с тобой?
– спросила она, когда я поймал ее ладонь и с силой прижал к своей щеке.
–
– Не разговаривай со мной, как мать, - я не узнал свой тон и неприятно поразился ему.
Хиля удивленно уставилась на меня:
– Так... Дальше что?
– Извини. Зиманский говорит, это у меня нервное.
– Странно, - она неуверенно отняла руку и села рядом.
– Ну ладно... Слушай, где ты взял этого художника? Вся комната в цветах, красота такая, не опишешь!..
– лицо ее расплылось в улыбке.
– Я зашла и стою, глазами хлопаю... Ласку с собой принесла, запустила в комнату, а она тоже стоит и озирается. Животное, а понимает! Прививки ей, кстати, сделали...
– Хиля, - я почти не слышал, о чем она говорит, - тебе плохо одной, без меня? Ты скучаешь по мне?
Она перестала улыбаться:
– Эрик, тебя тут не залечили? Ты непонятно себя ведешь. Раньше такого не было. Я как будто... опасность от тебя чувствую.
– Ты хочешь ребенка?
– я улыбнулся, предвкушая, как она обрадуется и скажет "конечно".
– Пока, наверное, нет, - Хиля пожала одним плечом.
– Да и квартира не позволяет... Можно, конечно, жить у моих... но тогда зачем и художник, и все прочее?
Я растерялся. Ответ "нет" просто не приходил мне в голову, и я не знал, как реагировать. Хиля подождала, скажу ли я что-нибудь, потом неуверенно заговорила:
– Ты знаешь, я сейчас и не думаю о детях... Твоя квартира... то есть, квартира твоих родителей... туда скоро въезжают новые жильцы, управдом заходил, поторапливал... Ты не против, если я сама перевезу вещи? А ты приедешь из больницы прямо домой.
– Да, - я закрыл глаза. Злое беспокойство куда-то улетучилось, я вновь был прежним.
– Перевози.
– Дома красиво!
– заспешила Хиля.
– Зиманский помог с мебелью, у нас теперь отличный мягкий диван, и стол тоже хороший... все свое, новое. Тебе понравится.
– Да, да, ладно. Только забери все письма, фотографии - вообще все, что в том шкафу в спальне. И два чемодана из кладовой. Мы для них найдем место, главное, забери...
– я почувствовал горечь и сглотнул, словно это был вкус, а не эмоция.
– Все уже у моих, - кивнула Хиля.
– Я же понимаю. Одежда, книги, пластинки - я все давно перетащила. Ты знаешь - мои даже пальцем не тронут без разрешения.
Я чуть успокоился:
– И чемоданы?
– Обязательно.
Мне захотелось обнять ее, и я протянул руки, но Хиля вдруг погрозила пальцем:
– Э-э, давай пока без этого, ладно? Что-то с тобой происходит... я не понимаю, ты ведь всегда был таким спокойным.
– Я не был мужчиной.
– А теперь?
– Не знаю - теперь... Кстати, перевези к нам самолет.
Прошло дня три или четыре, и сереньким моросящим утром, когда поздний рассвет показал во
Я огляделся, ища автобусную остановку, но Хиля помотала головой:
– Подожди, сейчас нас заберут.
Я неправильно понял ее уверенность:
– Никто не заберет. Если только твой отец договорился...
– Зиманский, - она улыбнулась.
– При всей сложности характера это весьма ценный человек. Все достает, все устраивает - просто клад, а не друг семьи.
Ждать пришлось недолго: из-за поворота мокрой дороги показалась черная малолитражка с брезентовым верхом и смешными лупоглазыми фарами. За рулем сидел сам Зиманский, одетый в теплый свитер и пиджак спортивного покроя - такая одежда подходила ему гораздо больше, чем деловой костюм, делала его моложе и непринужденней, словно всю жизнь он только тем и занимался, что раскатывал на машине по городу, подбирая на тротуарах попутчиков.
– Привет!
– Хиля весело сунулась к нему и распахнула передо мной дверцу.
– Садись, Эрик.
Я забрался в тесноватый, но хорошо прогретый салон и пожал протянутую руку:
– Привет. Где ты достал машину?
– Моя, - пожал плечами Зиманский.
– Бензина жрет порядочно, но зато не капризная, это тебе не...
– он вовремя спохватился, - ... не автобус.
– Как это - твоя?..
Среди моих сослуживцев, знакомых или даже знакомых родителей не было никого, владеющего собственной машиной. Весь транспорт был или служебным, с государственными номерами, или выдавался под расписку ответственным лицам - старшим инспекторам, дознавателям, начальникам производств. Я даже не представлял, что автомобиль можно где-то купить, словно обычную вещь.
– Моя, моя, - Зиманский пристегнул меня ремнем безопасности и проверил, хорошо ли устроилась сзади моя жена. Мы легко тронулись с места и помчались с фырканьем по улице.
– Ты ее купил?
– Подарили. То есть, отдали насовсем, за ненадобностью. Она еле ползала, но я уж довел ее до кондиции. Три месяца под ней пролежал, зато теперь катаюсь спокойно. Что прошло через мои руки, уже не ломается... Тебя дома сюрприз ждет. А что до машины, так могу научить водить, мне не жалко, и в управлении она проста. Главное - передачи научиться переключать, остальное - дело техники.
– Сюрприз?
Хиля сзади захихикала, ерзая на месте:
– Сам увидишь, что зря болтать.
Зиманский улыбнулся:
– Люблю делать людям сюрпризы. Одно плохо - не все это понимают. Помню, маленький был, в первый класс только пошел. Решил старшей сестре на день рождения что-то необычное подарить, чтобы она свои десять лет на всю жизнь запомнила. Долго думал. Это ж не так просто - найти вещь по-настоящему неожиданную, чтобы у человека глаза на лоб полезли. Сестре я нашел - подарил ей настоящий человеческий череп.