Белый олень. Часть 1
Шрифт:
Кузнец молчал.
— Касьян действительно пропадёт без такого меча, кузнец, — серьёзно сказал Ириней.
Тот переступил с ноги на ногу. Метнул взгляд на Касьяна. С раздражением бросил:
— Оставь эту штуку здесь на столе. Я подумаю.
— Спасибо. — Ириней благодарно наклонил голову — Ты мудрый и добрый человек. Делай всё, как обычно, работай, как всегда, и у тебя получится.
— Не льсти мне, чародей.
— Я не льщу, — ответил Ириней просто. — Уверяю тебя, не каждому я бы дал эту цепь. Немногие смогли бы достойно работать с таким металлом. Заставь его послужить
— Чуть было не сказал — я и сам колдовство терпеть не могу, — усмехнулся Ириней, выйдя на улицу. — Но он бы не понял. В его глазах я и есть чародей.
— Я понял, что это, — невпопад отозвался Касьян. — Это тот ошейник, который был на волке, да?
— Что, и ты туда же?
— Я же должен знать, с чем я поеду.
— Вовсе необязательно. Ну ладно, да, это тот самый ошейник. Этот кусок металла даёт своему владельцу… ну, не то чтобы неуязвимость, но удачу в бою, граничащую с чудом.
— И его можно ковать так, словно это обычный меч? Не накладывая новых чар?
Ириней покачал головой.
— Ты же должен знать, с такими вещами всё тонко. Я не просто так обратился к нему. Важны мысли, с которыми такой меч куют [15] . Если думать о зле, то и меч будет служить злу. А кузнец — хороший человек. Он будет думать о том, что помогает тебе. И меч получится, какой нужно.
— Думаешь, кузнец его сделает? Это не опасно?
— Для него не опасно, — ответил Ириней спокойно. — Сделает, куда он денется.
15
Например, по японской легенде, кузнец Мурамаса ковал проклятые мечи, всегда требующие крови. Делая меч, он приговаривал: “да будет ужас в мире”. Мечи в итоге стали пользоваться столь дурной славой, что правитель Японии Токугава велел уничтожить все клинки Мурамасы.
Но Касьян случайно заглянул ему в лицо и заметил, как быстро-быстро дёргается жилка под левым глазом.
Вечерело. Кузнец, в красной льняной рубахе, неистово орудовал молотом. Полоса металла рдела на наковальне.
Чуть раньше он расклепал и рассыпал проклятую цепь. Длинными хваткими щипцами, сделанными когда-то собственноручно, — весь инструмент в его кузнице был изготовлен им самим — брал он по одному звену, отправлял их в горн и смотрел, как серебристые квадраты превращаются в ярко-красные. Горн гудел так яростно, словно в нём выли злые силы, изгоняемые пламенем из колдовского металла. Порой мерещился кузнецу лязг, взвизги, хрипы — никогда он таких звуков из горна не слышал.
Но он уже решился противопоставить своё мастерство неведомому чародейству и изгнал страх из сердца.
Кузнец швырял раскалённые квадраты на наковальню и обрабатывал их молотом, спаивал один с другим, превращая цепь в длинный продолговатый брусок.
Остался последний, раскалившийся до прозрачности. Кузнец и его хотел бросить на наковальню, но вдруг передумал. Нетронутым окунул в бочку с ключевой водой. Раздалось шипение,
Кузнец отложил этот квадрат и вернулся к наковальне.
Зазвенел молот, истончая брусок по краям. Бесформенный кусок металла мало-помалу обретал вид клинка.
Кузнец то отправлял его обратно в горн, то возвращал на наковальню. Дёргал рукоять старых мехов, из них с шумом вырывался горячий воздух.
Над наковальней поднимались невиданная фиолетовая дымка, в ней рисовались причудливые лики, то оскаленные, то умоляющие. Но кузнец смотрел сквозь них, на то, как меняется клинок под ударами его молота. И радовался.
— Ступай отсюда, нечисть, — говорил он почти добродушно.
И бормотал вполголоса:
Металл драгоценный
Из дальнего края,
Под молота громы
Мысль злая растает
Очищен от гнева,
Явись из горнила
Защитником слабых,
Опорой невинных.
Звенел молот.
Через пару дней Ириней забирал меч.
Кузнец вынес его на свет, во двор, положил на лавку. Грозное оружие, прекрасное в своей простоте. Лёгкое, прочное. Причудливый узор на лезвии. Пара зелёных камней на рукояти. Широкий дол [16] почти по всей длине клинка.
16
Жёлоб, продольное углубление на клинке.
Ириней взял меч в руку, повертел так и этак. Взмахнул несколько раз. Со свистом рассёк воздух.
— Совершенство.
— Я оставил одно отдельное звено, — буркнул кузнец. — На шею повесит, амулет будет. Я прокалил его в горне, если там зло было — ушло оно.
Ириней взглянул на него с удивлением. Потом широко улыбнулся.
— Отличная мысль, кузнец. Как же я сам не догадался? Не могу передать, как я тебе благодарен.
Тот махнул рукой, достал трубку. Произнёс добродушно:
— Ладно, я парня знаю с детства. И потом, у меня тоже есть сын. Я понимаю.
Ириней озадаченно сдвинул брови. Опустил меч.
— О чём ты?
Кузнец не спеша набивал трубку.
— Волнуешься ты, вижу. Как сын ведь он тебе. Ты ж его вырастил.
Ириней отозвался не сразу. Ещё раз взглянул на меч, сунул за пояс. Медленно сказал:
— Может, ты и прав. Не думал об этом.
— Ну подумай на досуге, чародей. За работу денег не возьму. За камни на рукояти можешь дать пару монет.
Он и правда об этом не думал. Но слова кузнеца сломали в душе какую-то плотину, и накатила такая тоска, какой он давно не испытывал. Каково-то будет без мальчишки? Привык к нему за много лет. И дорога… всё может случиться в дороге.
Может, зря он его отправил?
У колодца Ириней столкнулся с бабушкой Марой.
— Здравствуй. Получилось? — деловито осведомилась она.
— Что получилось? — переспросил он непонимающе, погружённый в свои мысли.
— То, что кузнец делал.