Белый олень. Часть 1
Шрифт:
— Откуда ты знаешь?
— Так он заходил ко мне, кузнец. Спрашивал совета, как защититься от колдовского морока, пока ковать будет. Сплела я ему нужные слова. За слова разум всегда может держаться.
— И после этого меня в этой деревне обзывают чародеем, — проворчал Ириней, вытаскивая меч. Показал оружие бабушке Маре на вытянутых руках.
— Хорош. — Она с интересом, внимательно, осмотрела меч. — Не понимаю я, конечно, где уж мне, но, наверно, хорош. И всё же скажи мне, Ириней…
— Что?
— Почему отправляешь его одного?
Он хотел ответить односложно, но зачем-то всё-таки пояснил:
— Так нужно. Кто-то должен быть здесь, а кто-то — там. В определённый день, в определённое время.
— А-а…
Бабушка Мара понимающе покивала.
— Спросишь, почему не еду сам, а посылаю его? — хмуро сказал он.
Она улыбнулась. В уголках рта нарисовались морщинки, похожие на маленькие лучики, и лицо её словно осветилось. Отблеск этого света упал на него, и он облегчённо выдохнул, вдруг уверившись, что поступает правильно.
— Это ясно, — без тени сомнения ответила бабушка Мара. — Конечно, он хочет ехать. Пора повидать мир.
Глава 4
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил…
Но я его предупредил.
М.Ю. Лермонтов, “Мцыри”.
Ожерелье
Первой остановкой на пути Касьяна в столицу было Ожерелье. Ожерелье — большое, по сравнению с Синью, поселение, окружённое множеством небольших прозрачных озёр в каменистых белых ложах. Отсюда и пошло название.
С холмов эти озёра выглядели как капли жидкого серебра.
Из одного из этих озёр вытекала неприметным ручейком Искрень, которая вливалась потом, далеко отсюда, в Талу, собиравшую воды множества рек и речушек Трилады и разливавшуюся у Изберилла в могучий поток, неустанно стремившийся далее, к скалистым берегам Талаяма.
В Ожерелье проводили ярмарки, здесь бывало в эти дни многолюдно и весело, приезжали люди издалека, купцы, воины, странствующие музыканты, ремесленники из окрестных деревень, шумели, торговались. Касьян бывал здесь раньше только в такое время и сейчас удивился затишью. Всё спокойно, почти как в Сини, только дома побогаче.
Пришёл он сюда к вечеру, обосновался на постоялом дворе. То ли из-за безлюдья, то ли из интереса к его мечу и положению — с виду не землепашец, не ремесленник, не воин, а кто тогда? — ему выделили за гроши целую комнату. Касьян пристроил вещи — один маленький мешок — и спустился вниз перекусить.
Вошёл, поздоровался, скромно сел в углу. Попросил, что можно быстрее подать. Хозяин сразу метнул на стол кружку медового хмельного напитка, непонятно откуда извлечённую, в кармане, что ли держал её? И поинтересовался:
— Рыба пойдёт? Окуньки в сметане?
— Да, пожалуйста.
Из-за обилия озёр в Ожерелье
Хозяин скрылся.
Касьян отхлебнул из кружки. Медовуха была сладкая, пенистая. Вытер губы тыльной стороной ладони.
Он чувствовал на себе взгляды. Новое лицо. Наверняка сейчас кто-то обратится.
Так и вышло.
— Приветствуем, путник, — окликнул его человек из-за стола напротив. — Я — мельник из Каримы. А ты откуда?
Он был крупный, рыжеволосый, в сером кафтане, с добродушным лицом. Рядом сидела его жена, дородная, с белоснежной кожей, в тёмно-зелёном дорожном платье, украшенном вышивкой.
— Я из Сини, — ответил Касьян.
— Из Си-и-ни, — протянул мельник. На лице его жены столь явно отразилось разочарование, что Касьяну стало смешно. — Тогда новостей ты, наверно, не знаешь.
— Не знаю, — согласился Касьян. — А какие новости?
Мельник захохотал.
— Так вот у тебя хотели спросить. Думали, ты издалека откуда-то. Выглядишь ты не по-здешнему.
Он смеялся так заразительно, что сразу расположил к себе. Касьян улыбнулся.
— Погоди, — сказал мельник, отсмеявшись, — а кто ж ты там будешь? Я в Сини многих знаю.
Касьян замялся, соображая, как лучше объяснить.
— Я не из самой Сини. Я ученик человека одного, который там у гор живёт.
Мельник потёр рукой подбородок.
— Вспоминаю, говорили… Есть там такой. Колдовством промышляет, но не плохим, вроде…
— Да. — Касьян не стал спорить.
На полное живое лицо мельничихи вернулся интерес.
— Мальчик, а ты тоже колдун? Зачем тебе тогда меч?
“Меч никакому колдуну не помешает”, - подумал про себя Касьян, много чего узнавший от Иринея. Но ответил просто:
— Нет, к чародейству я не склонен. В камнях разбираюсь, в травах.
В камнях он и впрямь кое-что соображал, а в травах, честно говоря, разбирался слабо. Но его собеседнице пояснение понравилось.
— Ну и правильно, чародейство — тёмное дело! — убеждённо воскликнула она. — Вот травы — это хорошо. А ты куда направляешься?
— Далеко, к столице. Учитель послал.
Мельник восхищённо, с уважением присвистнул.
— Зачем же он тебя послал туда, в этакую даль? — сочувственно охнула мельничиха.
Цель путешествия Касьяна не была тайной, но он подумал, что вряд ли имеет смысл в подробностях объяснять этим добрым людям замысел Иринея. Он и сам-то порой терял его нить.
— Письмо везу.
Про царский двор он тоже решил не упоминать, зачем людей будоражить?
Тут как раз кстати появился хозяин, поставил на стол окуньков. Касьян быстро поинтересовался, какой клёв на озёрах и перевёл разговор от себя.
Впрочем, вскоре присутствующие обсудили ловлю окуньков, карасей, сазанов, налимов, щук, перешли на охоту — на оленей и газелей, потом на добычу пушнины, а потом и на крупного хищника. Тут опять вспомнили про Касьяна.