Беспамятство
Шрифт:
– Тут могут быть две причины: или жизнь говно, или живешь не по правде. Хотя последнее к тебе вряд ли применимо.
Светик зарделась от похвалы и сказала самокритично:
– Я стараюсь делать добро, но собственные ощущения не всегда могут совпадать с реальностью. Ведь так?
– Не так. Они никогда не совпадают. Каждый думает о себе лучше, чем он есть для других, Это естественно и не значит, что человек плох.
Светик задумалась. С подругой всегда интересно, хотя мыслит спорно. Бедняжка, здесь ей поговорить не с кем, И гостья спросила, позабыв, что Ольга на дух не переносит жалости:
– Скучно тебе среди неграмотных старух?
–
Света подумала, что ослышалась.
– С кем?
– С крысами. Между прочим, они добрее людей. Спроси у Ромки, какая у него была в детстве любимая игрушка?
Похоже, подруга совсем рехнулась. Всё-таки инеульт, хоть и транзиторный, не насморк. Можно ли беседовать с крысами? И добрая женщина переменила тему.
– Я взяла на три дня отпуск. Хочешь останусь, помогу. Генеральную уборку сделаю. Я все умею, жизнь научила.
– Ну ты прямо мать Тереза. Горшки готова за мной выносить. Нет, помощи не требуется. Я привезла сюда свои скелеты, чтобы захоронить собственноручно. Пойдём на крыльцо, подышим перед сном свежим воздухом. Небо увидишь настоящее, без проводов и фонарей.
Светик сначала испугалась непривычной для горожанина тишины и кромешной тьмы, потом глаза пригляделись и стали различать звёзды.
– А луна где?
– Спит. Красиво тут?
– Ничего.
– Завтра, спозаранку, после утренней дойки сходим вместе к Марии Спиридоновне за молоком. Потом, если дождя не будет, уедешь.
– А если дождь? — испугалась Света.
– Тогда застрянешь,
– Надолго?
– Навсегда,
– О, Господи!
– Да успокойся, видишь, как вызвездило? И перистых облаков днём не было, — тоном превосходства сказала Ольга.
– не пойдёт дождь. Пошли спать.
На другой день, снаряжая подругу в путь, она дала ей авоську духовитой антоновки, которой регулярно снабжал будущую жену Максимка, лукошко домашних яиц и трехлитровый баллон парного молока.
– Как раз сметанку и привезёшь, своих натуральным продуктом побалуешь.
Они крепко обнялись.
– Света, прости меня!
– неожиданно сказала Ольга.
– За что?
– За злые слова, за Рому.
Светик пожала плечами.
– Ты всегда была такая, и я тебя любила. Ничего не изменилось.
И она уехала, оставив после себя пустоту. Из двух на перроне всегда хуже тому, кто провожает. «Лучше бы не приезжала», - подумала Ольга.
Между тем Семицветик покидала Филькино очень довольная собою. Она не зря потратила два дия. Уже одно только, что в этой занюханной деревеньке ей пришла в голову гениальная идея, позволяло считать поездку удовлетворительной. Кроме того, в машине Светик чувствовала себя отлично, езда поднимала ей настроение. По Москве, вначале экономя время, а потом потакая желанию, она вообще не передвигалась пешком, не только в супермаркет, но и в магазин за два квартала ездила на автомобиле.
– У тебя скоро ноги атрофируются, сказал ей как-то Рома, выбрав для замечания не совсем удачное время - они лежали в постели.
Света сразу поняла, что в этот момент он думал о Ляле, и не ответила. Хам. Но если Ромка хам, то все остальные мужики и подавно, В ней давно зрело желание проверить теорию практикой, только времени не хватало. Впрочем, если все хамы, то какая разница.
Медленно продвигаясь по дороге местного значения без твёрдого покрытия, Света километров тридцать-сорок напряженно крутила рулём, чтобы
за камень, а когда выехала на федеральную трассу, немного расслабилась. Правда, хороших дорог у нас нет нигде, поэтому зевать не рекомендуется, но всё-таки появилась возможность обдумать идею во всех подробностях. Светик даже вспомнила, как возник этот удивительный замысел.
Подруга уступила ей на ночь каменную лежанку, но заснуть на жёстком горячем ложе с непривычки оказалось сложно. От тишины уши словно заложило ватой, ни фонарей за окном, ни шума машин. Если бы не брехливый приблудный нёс, который боялся всякого шороха и потому гавкал всю ночь, а отсыпался днём, можно было подумать, что она ночует на кладбище. По тёмным углам шуршали мыши, которым Ляля оставила тарелку с молоком (если бы Светик знала, что это не мыши, а крысы, спала бы в машине), время от времени пугающе постреливали в печи дрова. Бессонными ночами мозг раскрывает свои кладовые, образуя неожиданные связи, и вещи, прежде несовместные, задачки, почти неразрешимые, начинают казаться простыми и приемлемыми.
Бесспорно у Ляли поехала крыша. Способен ли нормальный, образованный, светский человек запереть себя в такой глуши? Экзотика хороша до начала серьёзных трудностей, и если подружка просто мается дурью, то снова вернётся в Москву. Кому плакаться в жилетку? Конечно, опять Ромке, Скорее всего, так и будет. не допустить подобного безобразия — первый и главный аргумент в пользу нового плана. Второй довод выглядел не так убедительно, и Светик пыталась уверить себя, что желание отомстить подруге за оскорбление четвертьвековой давности и посетившее сё ночью решение никак друг от друга не зависят.
Дело в том, что в многолетней дружбе Светика и Ляли был один неприятный эпизод. Как-то весной, ещё классе в шестом, кто-то принёс на школьный двор мяч, и небольшая компания, в том числе они с Ромой, стали играть в волейбол. В кружок случайно затесались две девочки младше на год. Одна — такая хорошенькая, что даже признанная красавица Ляля смотрела на неё с каким-то священным ужасом — не может быть в природе такой красоты. Девочка была хрупкой, худенькой, с руками-палочками и играла плохо. Казалось, если неожиданно послать ей крепкий мяч, она не возьмёт его, а разобьётся на кусочки, словно фарфоровая статуэтка. Лучше всех играла Ляля, поскольку занималась
в волейбольной секции, а Светка по доброте своей, подыгрывала младшим, поэтому игра ис получалась, и Ляля в сердцах рубанула по мячу ребром ладони изо всей силы* Жёсткий грязный снаряд попал Светке прямо в лоб. Она упала навзничь, и слёзы, помимо воли, брызнули у нес из глаз. Все вокруг засмеялись. Это было унизительно, тем более при Ромке, который с удивлением уставился на Лялю:
– Ты зачем?
– А я её вышибла, - фыркнула та.
– Это волейбол, а не поддавки.
Ему этого объяснения хватило, а подруги неделю не разговаривали. Потом инцидент затёрся среди множества других событий юности. Неотомщенная обида не беспокоила, даже не вспоминалась, как вросшая заноза, но она была тут и теперь вдруг обнаружилась. Бессонной ночью в Филькино этот ничтожный эпизод предстал перед внутренним взором Светика так, словно всё случилось вчера. Даже презрительная Лялина интонация вспомнилась. Боль выглядела совсем свежей, и через столько лет подвернулся случай вернуть должок. «Теперь я тебя вышибу!» — подумала Света, испытывая не мстительное чувство, а спокойное торжество справедливости. Так родилась идея сказать Роману, что Ляли в деревне нет.