Бесстрашная жертва
Шрифт:
потекли слюнки. Я уже много лет не ела ничего настолько же вкусного и
сладкого.
Длинная комната была похожа на парадный зал Уэссекского замка: сводчатый потолок и продолговатые витражные окна, пропускающие
тусклый свет угасающего вечера. Но декор комнаты был гораздо более
замысловатым, гобелены более богатые, сложные и яркие.
Коллин Гудрич действительно был богатым человеком, и его семья
всегда заботилась о том, чтобы все знали об их статусе. Его отец
соседних лордов, которые закрыли глаза на все, что мой дядя сделал с моим
отцом. Он проигнорировал просьбу отца о помощи, когда мой дядя впервые
прибыл со своей армией и необоснованными требованиями. Хотя мой отец
никогда не говорил, почему Гудричи не пришли к нам на помощь, я
догадывалась, что это было связано с давнишней их ссорой, на почве того, что он не согласился на брак между мной и Колином.
Когда мы уселись за стол, Колин завел оживленную беседу с гостями и
попытался включить в нее и меня. Я познакомилась с его сестрой, в которой
узнала леди, ехавшую в том отряде, когда я напала на них. Я не понимала, как сильно нервничаю, пока к середине обеда мое сердце, наконец-то, не
стало потихоньку успокаиваться.
Но я не смогла по достоинству оценить ни блюдо из павлина: его
сначала приготовили, а потом обратно воткнули перья; ни выпечку в форме
миниатюрного замка. Все то время, пока я ела павлина, жареных лебедей, гусей, цаплю, у меня перед глазами стояли Тэтч, Бульдог и другие люди, которые сейчас собрались вместе в холодном осеннем лесу с урчащими от
голода животами. И ополаскивая руки в чаше с водой, подносившую
кувшинщиком между блюдами, я не могла заставить себя не смотреть на них, очищенных от грязи, которая стала частью моей жизни, и не вспоминать при
этом о том, как мы обычно пожирали каждый кусочек еды и облизывали
наши грязные пальцы. Тепло, смех, нескончаемые блюда с едой окружали
меня и вызывали головокружение от воспоминаний о моей прежней жизни, из которой я была так жестоко вырвана.
Боль в моем сердце нарастала. Если бы только мой отец был менее
доверчивым... тогда, возможно, он был бы еще жив, и я сидела бы в своем
парадном зале и обедала с ним. Слезы жгли глаза.
Я оттолкнулась от стола и встала. Коллин прервал свой разговор с
соседом по столу и повернулся ко мне, нахмурив брови.
– Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказал я. – Прошу меня
извинить.
Не дожидаясь его разрешения, я выбежала через боковую дверь.
Измученный мальчик – поваренок указал мне в направлении кухни, через
которую, как я поняла, я смогу выйти. Я шагнула в оживленную кухню, не
обращая внимания на взгляды слуг, которые тут же
и колоть, изумленно наблюдая за моим бегством. Скользя по следам крови
смешанной с перьями и внутренностями дичи, еще не съеденными собаками, с влажным лбом от жара двух каминов, я, наконец, вырвалась на свободу, и с
удовольствием подставила лицо прохладному вечернему воздуху. Нырнув в
темноту сада и огорода, куда вела дверь кухни, я отогнала прочь свою
меланхолию и чувство вины за то, что наслаждалась едой и мечтала о своем
собственном большом зале. Я попыталась разозлиться, вернуться мыслями ко
всем несправедливостям, свидетелем которых я была, особенно к
неравенству между знатью и бедняками. За эти годы я поняла, что всегда
лучше злиться, чем грустить. Как я могла раньше жить в такой роскоши? Как
я могла быть такой бесчувственной, такой равнодушной к тем людям, у
которых ничего не было? К тем, кто ложился спать каждую ночь голодным и
замершим? Даже кухарка самого низшего ранга здесь жила лучше, чем я в
лесу.
– Джул... леди Элеонора, подождите, – раздался за моей спиной
спокойный голос Коллина.
Не останавливаясь, я помчалась вглубь сада, глубоко вдыхая пряный
запах перезрелых яблок. Его шаги приближались, пока он не схватил меня за
руку, заставляя остановиться. Он высоко поднял факел, освещая мое лицо.
– Оставьте меня в покое, – пробормотала я, вытирая мокрые щеки.
Неужели я плакала? Я уже давно не позволяла себе такой роскоши.
Слезы для слабаков, а не для таких сильных людей, как я.
Коллин, не отпуская мою руку, передал факел слуге, который следовал
за ним, и притянул меня ближе:
– Что? Убегаете? – Шутливым тоном спросил он.
– Если бы я хотела убежать, я бы убежала, и вы не смогли бы
остановить меня.
Он усмехнулся, но замолчал, увидев мое лицо и следы слез на
ресницах.
– Вы расстроены, – сказал он, поднимая пальцы к моим щекам и
смахивая слезу, которая скатилась по щеке.
Я убрала его руку и снова вытерла щеки, взглянув на слугу. Коллин
проследил за моим взглядом, и кивнул мужчине, который отошел на
почтительное расстояние. Через несколько секунд я заговорила
приглушенным голосом:
– Я не могу спокойно сидеть здесь в роскоши и наслаждаться этим
изобилием, когда так много моих друзей были бы рады корочкам хлеба, оставшимся от этого пира.
– Мы устроим для них банкет. Я попрошу повара приготовить все, что
вы пожелаете. Скажите мне, чего вы хотели бы, и так оно и будет.
Я покачала головой.