Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

Кондратов Эдуард Михайлович

Геннадий засмеялся.

— Я из самолюбия года два оставлял их в этом приятном заблуждении, но, кажется...

Мотоцикл окончательно забуксовал. Дальше ехать было немыслимо: на всю ширину улочки, вьющейся между сплошными изгородями и свесившимися через них куста­ми, разлилась лужа. Лишь сбоку, вдоль ограды, лепилась узенькая тропинка.

— Слезай с коня, джигит, приехали, — заявил Генна­дий. — Пусти его пастись и топаем.

— Думаешь? — не сходя с седла, рассеянно спросил Саша, лихорадочно озираясь: он все

же надеялся проехать. Убедившись, что пути действительно нет, он со вздохом заглушил мотор.

— Не упрут? — с тревогой сказал он, ставя машину на подставку.

— Вряд ли. Тут воров не любят. Да и близко, наверно. Видишь — уже шестьдесят восемь. — Геннадий показал на номер дома. — А то оставайся здесь, я один сбегаю.

— Еще чего! — сердито сказал Антонов и первым направился в обход лужи. — И чего люди забираются в такую дичь? Тоже мне, землевладельцы. Экономический противник — частный сектор. «Хычники».

Он указал на таблички, висевшие почти на каждой калитке: «Во дворе злая собака».

— Ну, конечно, «хычники», — возразил Геннадий. — Всякие есть: пенсионеры, инвалиды, больные. И вообще — любители.

Саша засмеялся:

— Знаем этих «любителей», — и кого-то зло пере­дразнил: — «Клубнички, клубнички моей отведайте! Рубчик — кулечек, для сынков, для дочек. Налетай — подешевело...» Нет, в самом деле, ты кинь взгляд, старик.

Они стояли так, что им была видна почти вся эта кривая и густая улочка: на заборах — колючая про­волока, всюду собачьи морды на предупредитель­ных табличках, где-то в глубине дворов действительно слышалось звяканье цепей и глухое ворчание. За боры — высоченные, добротные, как крепостные стены.

— Укрепления по последнему слову техники... средне­вековья, — негромко сказал Саша. — А вот и для нашей идеологии, — насмешливо заметил он, указывая на узкую щель в массивной калитке. Над щелью синей краской было выведено: «Для писем и газет». Ниже наклеены выре­занные заголовки: «Здоровье», «Работница», «Советский экран», «Пионерская правда».

Геннадий глядел молча. Кажется, и его чем-то задела открывшаяся картина. Он было нахмурился, потом резко тряхнул головой, словно отгоняя наваждение:

— Хватит символику разводить! Тоже мне — большой мастер социальных обобщений. У тебя чего было по истмату?

— Четыре балла, старик, ваш номер не пляшет...

— Завысили! — уверенно изрек Фомин.

— Угу! — насмешливо согласился Саша, шагая сле­дом за Фоминым. — Ты что, забыл нашего Арона? Он завысит... — И тут же без перехода спросил:

— Чего ж этот Бутурлин сюда забрался? Что ли, тоже «хычник».

— Глупости. Он же в аэропорту работает. Тут до него — рукой подать. С какой стати ему из города каждый день мотаться?

Друзья подошли к дому, стоящему несколько ближе к ограде, чем другие. Да и сама ограда была не столь внушительна, как соседние, — скорее загородка пали­садника. Саша

открыл калитку.

— Хоть здесь без собак, — удовлетворенно заметил он. — С этой минуты начинаю уважать Бутурлина.

Он зашагал через двор к крыльцу.

— Санька! — вдруг крикнул несколько отставший Фомин и бросился вперед.

Из-за сарая, прижав уши и низко стелясь над землей, молча неслась устрашающих размеров овчарка. Она уже готова была прыгнуть на спину Антонову, но Геннадий перехватил разъяренную собаку в воздухе и с неожи­данной в нем силой отбросил в сторону. Овчарка взвизгнула и, только теперь зарычав, снова ринулась на ребят. Но они уже стояли плечом к плечу и дружно встретили ее пинками.

На крыльцо поспешно выбежала полненькая мило­видная женщина лет тридцати пяти.

— Рекс! — закричала она. — Нельзя! Рекс! На место!

Пес, сжавшись, как пружина, глухо рычал. Он не решался повторить нападение, но и отнюдь не собирался отправляться «на место».

— Петя! — Закричала женщина. — Уйми же его...

— Это мы еще поглядим! — послышался изнутри спокойно-насмешливый голос, и из дверей вышел корена­стый, крепкого телосложения человек с густой, неухо­женной шевелюрой. Кажется, он был немного навеселе. Недружелюбно оглядев гостей, спросил:

— Что вам здесь надо? Если, по-вашему, не заперто, стало быть, можно врываться?

— Вот что, гражданин Бутурлин, — официальным тоном сказал Геннадий. — За такие штучки... можно ответить!

— Ох ты! — Бутурлин расплылся в ухмылке. — Напу­гал! Честное слово, напугал! Поглядите на них: врыва­ются ко мне во двор да еще начинают угрожать. Рекс! — грозно закричал он.

— Стоп! — Саша поднял руку. — Пожалейте собаку, Бутурлин. Я ее сейчас ка-ак хвачу вон о тот столбик! А мне она нравится. Отличный зверь!

Бутурлин недоверчиво посмотрел на ребят, но, кажется, вид Саши Антонова вполне подтвердил угрозу.

— Попробуйте только! — глухо пробормотал он. — За собаку ответите!

Геннадий невольно ухмыльнулся:

— Железная логика!

— Да кто вы такие? — колюче уставившись на ребят, спросил хозяин.

— Из УВД. — Фомин показал ему красную книжечку.

— А что же вы сразу не говорите! — Бутурлин неожиданно зевнул, прикрыв рот ладонью. — Откуда я знаю, кто тут шляется? Места у нас смутные...

Он кинул косой взгляд на Рекса, все еще находившего­ся в полной боевой готовности, без всякого выражения обронил:

— На место.

Боевое выражение на морде собаки тотчас испарилось без следа, она поднялась на лапы, вильнула хвостом и отправилась к своему сарайчику.

— Как я его забыл запереть! — сокрушенно сказал Бутурлин. — Неужели склероз начинается? Вроде бы рано...

Он размышлял вслух, не обращая никакого внимания на гостей. Потом резко обернулся к ним: — Ну, блюстители закона, зачем пришли?