Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

Кондратов Эдуард Михайлович

— Ну, спасибо, Оленька! Признаюсь, если я и алкого­лик, то кофейный. Прямо не могу без трепета и в руки взять чашку хорошего кофе. А у меня кофе фирменный, знаменитый — вот, извольте-ка попробовать.

Он бережно взял чашку, отхлебнул и прикрыл глаза.

— Не понимаю, как люди могут жить без кофе? Да и вообще без разных там маленьких радостей жизни... Глушат водку или того хуже — занимаются накопитель­ством. Отказывают себе во всем, сидят на свежезаморо­женном хеке, зато сберкнижка пухнет. Сначала на «черный день», потом — на всякий случай,

потом — на гостиный гарнитур, потом — на машину... А на какой пес она сдалась — машина? Лежать под ней целыми днями?

— Это вы напрасно, — возразил Саша, прихлебывая кофе. — Автомобиль, опять же по Ильфу и Петрову, не роскошь, а средство передвижения. А если аккуратно ездить — чего же под ней лежать? Распространенное заблуждение.

Георгий Георгиевич проницательно посмотрел на него.

— А-а... вы, я смотрю, тоже автомобилистов душе, — догадался он. — Ну, желаю исполнения желаний. Нет, все-таки мир устроен ужасно: в юности, когда машиной буквально болеешь, она, увы! как правило, недоступ­на. А когда становится доступна, увы! болеешь уже совсем другими болезнями и, к сожалению, в буквальном смысле. А?

— Каждому свое, — хладнокровно заметил Саша. — А кофе у вас и вправду замечательный!

— Вы находите? — расцвел хозяин. — Я же не случай­но обнаружил у вас хороший вкус. Да, Оленька, ради бога простите за невнимательность — все никак не спрошу: как прошла премьера? Я, к сожалению, не мог быть.

— Я заметила. И сразу же позвонила вам на работу. Мне сказали, что вы больны. Вот мы и заявились...

— И прекрасно сделали. Вы прямо оживили меня, честное слово. Но как же все-таки премьера?

— Ничего. Принимали, во всяком случае, шумно. Но я не играла.

— Не играли? Почему?

— То есть как почему? Как будто это зависит от меня. Не поставил Игорь Захарович — и все. Я же, по сути дела, дублерша, второй состав.

— Странно... — задумчиво сказал Георгий Георгие­вич. — А мне он гарантировал, что вы будете играть. Неужели забыл? Вообще-то на него похоже. Он будет завтра в театре?

— Конечно. У нас с утра репетиция.

— Пожалуйста, Оленька, передайте ему, чтобы он позвонил мне. Часов в двенадцать. Скажите, я жду его звонка.

— Хорошо... — неуверенно проговорила девушка. — Только... если это насчет меня, то, ради бога, не надо!

— Что вы, Оленька! Разве я могу вмешиваться в дела заслуженных деятелей искусств? Что я за меценат такой?

— Этого я не знаю. Но почему-то все, что вы предполагаете, становится фактом.

Орбелиани пожал плечами.

— Но это же вполне понятно. Просто Игорь Захарович немножко прислушивается к моему мнению — как зрите­ля, что ли. И потом — я неплохо знаю ваш театр. Вот и все.

— Хорошенькое «все»! — со смехом воскликнула де­вушка. — Мальчики, поверьте мне: это страшный человек! У нас актеры стараются понравиться в первую очередь ему, а уж потом режиссеру.

— Ох, уж эти мне актерские языки! Злее крапивы, честное слово!

Тем временем Саша снова вернулся к бару, с любопыт­ством

разглядывая выставленную там посуду.

— Богатый у вас арсенал, Георгий Георгиевич! — Он внимательно рассмотрел один фужер на свет. — Это что же — чешское стекло?

— Нет, Саша, на этот раз ошибаетесь — настоящий хрусталь. Причем отличный, уверяю вас. Только сделано грубовато...

— Отечественный?

— Ну, что вы! Импорт, конечно. Не помню только чей. Давно покупал, лет пятнадцать назад. Сейчас ведь хорошего хрусталя не найдешь. Но вы смотрите далеко не лучший экземпляр. Там как будто есть и поинтереснее...

— Я вижу, — сказал Саша, закрывая бар. — Завидую я вам, Георгий Георгиевич. Как-то вы удивительно обставили свою жизнь. Все у вас красиво.

— Э-э, Саша, — метнув на него острый взгляд, спокойно сказал Орбелиани. — Поживите с мое — и у вас все будет не хуже. Важно только приобретать эти блага трудом — тогда они вдвойне дороже будут. Кстати, говорят, что вы поймали лжемиллионера? С медными побрякушками под золото?

— Нет, почему же? — удивился Саша. — Золото впол­не настоящее, есть заключение экспертизы. Это мы сначала думали, что медяшки, — торопливо добавил он, заметив негодующий взгляд девушки. Геннадий, сидевший за журнальным столиком и что-то листавший, встал:

— Однако пора и честь знать. Нам надо идти, Георгий Георгиевич.

Тот понимающе улыбнулся:

— Виноват, Геннадий. И приношу глубокие извинения. Вот оно — обывательское любопытство. Больше ни о чем не спрашиваю!

Глядя на простодушную, открытую, почти виноватую улыбку Орбелиани, Геннадий явственно почувствовал, что словесная прелюдия окончилась, что вот он начинается, главный разговор, из-за которого их и привели сюда. Вспомнив наставления подполковника: «ни в коем случае не преувеличивать свою роль — они не дураки, сразу раскусят, но и не давать им потерять интерес совсем», он спокойно сказал:

— Да не в этом дело, просто мы ведь этим делом почти не занимаемся, так что и сами пока не много знаем. Мы же, в сущности, новички...

— Но ведь это вы его задержали, так Оленька говорила? — Орбелиани неуверенно посмотрел на девушку, словно ища поддержки.

— Вот-вот... Кого задержать, привезти, увезти — это по нашей части. Мы же еще и года не служим, — словно оправдываясь, пояснил Геннадий.

Очень естественно Орбелиани, словно разговор о дра­гоценностях исчерпал себя, перешел на другую тему:

— Простите, а что вы окончили, если не секрет?

— Да какой же секрет? Школу милиции в Волгограде.

— Господи! Волгоград... Как это странно звучит. Досих пор не привыкну. Я там воевал еще совсем маль­чишкой. В дивизии генерала Родимцева — не слышали такого?

— Как же не слышать? — удивленно воскликнул Саша. — В Волгограде-то?

Над головой хозяина вдруг вспыхнул филин и послы­шался веселый голос:

— Георгий Георгиевич, принимаешь?

— Аркадий Семеныч! — просиял хозяин. — Ради бога! Как будто тебя можно не принять!