Безрассудный наследник
Шрифт:
Это не было похоже на дом. Больше нет. Не тогда, когда я впервые почувствовала себя живой рядом с Николаем. Он подарил мне это искреннее чувство, ощущение, что я действительно принадлежу кому-то.
Солнце начало садиться, и я была благодарна, что мы не задержимся здесь надолго. Ужин, разговор Николая с моим отцом, а потом, надеюсь, мы сможем договориться о приезде Клаудии к нам.
Думать, что она сможет уехать с нами сегодня вечером, было несерьезно, и я не надеялась на это.
Меня не удивило, что входная дверь не открылась перед нами автоматически, хотя я знала, что все в курсе нашего
И тот факт, что он не поприветствовал нас, не пригласил персонал, чтобы поприветствовать, говорил о том же. В его глазах я была здесь не желанной гостьей.
Возможно, Николай почувствовал мою реакцию, потому что мои мышцы словно сжались при этой мысли. Он провел рукой вверх и вниз по моему позвоночнику, пробормотав что-то по-русски, чего я не смогла разобрать, потому что оно было таким тихим. Но это звучало мило, даже ободряюще.
Николай обрушил костяшки пальцев на входную дверь. Три жестких, почти агрессивных удара, от которых у меня чуть не дрогнули губы. Похоже, он был в полном режиме альфы. Он хотел сражаться за меня в моих битвах, и мне было ничуть не стыдно не отказываться от этого. Может, я и сильна в нескольких аспектах своей жизни, но когда дело касалось Марко Бьянки, я принимала любую помощь, которую могла получить.
А кто откажется от помощи Николая Петрова, главы Братвы?
Подумав об этом, я повернулась и посмотрела на него: его темные волосы отсвечивали на солнце и казались почти синими. Его профиль был настолько мужественным, что я почувствовала, как взрываются мои яичники. Квадратная челюсть, полные губы, серьезные голубые глаза и темная щетина, покрывающая его щеки.
Как раз в тот момент, когда он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз, наши взгляды встретились и задержались, входная дверь открылась. Я заставила себя отвести взгляд от мужа и увидела служанку, стоящую по другую сторону, низко склонив голову и не желающую встречаться с нами взглядом.
Я не узнала ее, но, опять же, за все эти годы у нас была вращающаяся дверь из слуг, благодаря тому, что мой отец был недоволен любыми мелкими досадными действиями с их стороны.
— Мистер и миссис Петровы, — мягким голосом сказала служанка, протягивая руку, приглашая нас войти.
Николай пропустил меня вперед, положив руку на спину, а сам последовал за мной внутрь. Дверь за нами закрылась, и служанка жестом пригласила нас пройти в гостиную.
Оказавшись у порога, я увидела маму, стоящую у бара и смешивающую напитки, и Клаудию, сидящую на кожаном диване с опущенной головой и руками на коленях. На ней было элегантное платье, которое принято надевать на семейный ужин.
Моя мать услышала, как мы вошли, и оглянулась через плечо, ее улыбка появилась мгновенно, но когда она увидела мой внешний вид, эта приветливость исчезла.
Я не была разодета, как они, — на мне были мягкие леггинсы и кашемировая туника. Но маска светской любезности моей матери вернулась на место, и она поставила свой бокал, после чего полностью развернулась и направилась ко мне.
Она обняла меня, но даже я почувствовала скованность, и в груди поселилась боль от обиды и осознания.
Мой
Эти дни прошли.
— Я так рада видеть тебя, Амара.
Я закрыла глаза и выдохнула, желая, чтобы вернулась мать, которую я знала в детстве, та, что не так давно называла меня Воробушком. Женщина, смотревшая на меня, не была матерью, восхищающейся своей дочерью.
Это была женщина, которая смотрела на кого-то, мимо кого могла пройти на улице.
И, Боже, это было больнее, чем все остальное.
Она отстранилась, ее руки обвились вокруг моих плеч, и она улыбнулась мне.
— Замужняя жизнь тебе идет. Ты сияешь.
Я почувствовала румянец на своем лице, когда подумала о том, откуда взялось это «сияние», и это не из-за бракосочетания. И как будто Николай знал, о чем я думаю, рука, которая все еще покоилась на моей спине, сжалась.
Словно мы оба думали о том, чем занимались в частном самолете всего пару часов назад, как он стянул с меня леггинсы, перекинул ноги через подлокотник кожаного кресла и пожирал меня, пока я не кончила дважды.
Я прочистила горло и усилием воли заставила себя не краснеть. Я одарила маму, как я надеялась, вежливой улыбкой.
— Спасибо, — я не знала, что еще сказать. Но, к счастью, она переключила свое внимание на Николая, прервав странную энергию, которая двигалась между нами.
— Мистер Петров, очень приятно.
Он натянуто улыбнулся и сказал:
— О, нет, Фернанда. Зовите меня Николаем. В конце концов, мы теперь одна семья.
Во взгляде моей матери мелькнуло удивление, но было и что-то еще, что-то, что тонко кричало прямо в лицо, что она никогда не будет воспринимать его как семью. Вот это, затуманенная ненависть в ее голубых глазах, напоминало о том, что мой отец смотрит сквозь нее.
Oх, mamma.
Она прочистила горло и наклонила голову.
— Клаудия, — сказала наша мать, и я посмотрела на сестру.
Притворяться, что я не хочу броситься к ней и обнять, было одним из самых трудных поступков в моей жизни. Но я не смогла сохранить эту маску, когда увидела неприятный синяк на ее щеке.
— Клаудия, — прошептала я и оказалась перед ней, даже не успев осознать, что сдвинулась с места. — Что случилось? — Я провела пальцами по ее лицу, боясь коснуться щеки и причинить ей еще больший вред.
— Ничего. Несчастный случай, — заговорила мама, и я стиснула зубы, не отрывая взгляда от сестры.
Несчастный случай.
Я чувствовала, как закипает моя кровь.
— Это сделал отец, — мой голос был таким тихим, что услышала бы только Клаудия. И это был не вопрос.
— Все в порядке, — с трудом прошептала Клаудия, и я поняла, что она не хочет говорить об этом. Но ей и не нужно было.
Наш ублюдок-отец причинил ей боль.
Я протянула руку и ободряюще сжала ее, на губах заиграла легкая улыбка, которая, как я надеялась, говорила о том, что я позабочусь о том, чтобы все было хорошо.