Блиц-концерт в Челси
Шрифт:
Бои в небе продолжались весь день. В одном особенно ожесточенном сражении немецкий самолет сделал разворот и пошел низко над землей – даже ниже, чем тот, что забросал нас листовками, – поливая гребень холма длинными пулеметными очередями. Казалось, он движется прямо к тому месту, где мы стояли и, задрав головы, наблюдали за воздушной битвой. Ричард схватил меня за руку и потащил к ближайшим кустам. Вики в этот момент с упоением рылась в кроличьей норе, так что наружу торчали только задние лапы и хвост. Я испугалась, что собаку подстрелят, и бросилась вытаскивать ее из норы. Ричард ужасно разозлился и поволок нас обеих в укрытие. Получив тяжелое ранение в войне 1914 года, он гораздо лучше меня знал, чем может обернуться такой обстрел. Когда самолет улетел, мы долго рыскали по округе в поисках тех, за кем охотился немец, но так никого и не нашли. На больших открытых пространствах Хогс-Бэка
В ту ночь вой сирен разбудил наш маленький отель. Постояльцев попросили спуститься в сад, где было построено укрытие, которое с трудом можно было назвать бомбоубежищем. Вражеские самолеты сбрасывали зажигательные снаряды. Ричард предложил мужчинам разделиться на несколько групп и отправиться тушить зажигалки. Среди постояльцев был морской офицер, Ричард попросил его возглавить одну из групп. К всеобщему удивлению, тот наотрез отказался не только командовать отрядом, но вообще покидать убежище. Зато управляющий отелем оказался настоящим храбрецом, как и его подчиненные – молодые горничные и официантки. Девушки частенько отсутствовали на рабочем месте, отлучаясь в близлежащий городок, где были расквартированы канадские военные. Управляющий называл их походы «скачками ради победы». Они только что вернулись из своего вояжа и с готовностью присоединились к пожарному отряду.
Я тоже не могла оставаться в убежище: под открытым небом я чувствовала себя гораздо спокойнее. Рыскать впотьмах в поисках зажигалок, а затем тушить их при помощи песка и ручного насоса – занятие на редкость увлекательное. Нас всех учили пользоваться пожарным оборудованием, но бросаться на снаряд с насосом было забавно: зажигалки оказались небольшими, и мы легко справлялись. Однако вдалеке, в районе Кройдона, мы видели зарево настоящего пожара, а это означало, что полыхает на подступах к Лондону. Мысль, что врагу удается проникать вглубь страны, прорывая оборону наших отважных спитфайеров, наполняла душу горечью и яростью. Погода последние недели стояла сухая и жаркая, поэтому вереск вспыхивал мгновенно. Мы сбивали пламя ветками, растянувшись цепью, как нас учили на занятиях по гражданской обороне. И хотя вид поднимающегося над холмами огненного зарева расстроил всех, победа над огненными языками у нас под ногами вселяла надежду и приносила некоторое облегчение.
Наконец прозвучал сигнал отбоя тревоги, мы вернулись в отель, управляющий угостил постояльцев напитками, и мы уселись в холле читать вражеские листовки, которые я собрала сегодня днем. Чтение немало позабавило нас: стало ясно, как сильно немецкая пропаганда заблуждается в своих оценках британского менталитета. Утром мы позвонили Кэтлин – у нее были ключи от нашей квартиры на случай пожара – и узнали, что в Челси теперь каждую ночь объявляют воздушную тревогу. Прошлой ночью налет был особенно долгим, они слышали гул самолетов и разрывы бомб. Все в городе встревожены и подавлены. Однако сама Кэтлин казалась невозмутимой. Она сказала, что минувшую ночь пришлось провести в убежище, но ей там не понравилось – слишком тесно и ужасные сквозняки.
На следующий день большинство гостей покинули отель. В конце концов, они, как и мы, ехали отдохнуть в спокойное место, каким, как мы все надеялись, окажется Ньюлендс-Корнер. Погода по-прежнему стояла ясная и тихая. Днем несколько раз объявляли тревогу, а над головой по-прежнему разворачивались сражения, правда уже не так часто. Вскоре после наступления темноты вновь завыла сирена, а затем послышалось ровное гудение, словно на нас надвигался огромный пчелиный рой, – звук, которому в ближайшие месяцы суждено было стать привычным. В небе произошла ужасающая битва. Жутко было наблюдать за обреченными самолетами: сбитые машины стремительно неслись к земле, оставляя за собой огненный шлейф, отчетливо видимый в ночном небе. И снова мы заметили зарево в той стороне, где находился Лондон. Большую часть ночи мы провели на улице, созерцая это безумное пламенное шоу. Утром я первым делом позвонила Кэтлин. Ее голос звучал уже не столь безмятежно. Тревоги объявляли всё чаще, теперь не только ночью, но и днем. Минувший ночной налет был ужасен: самолеты беспрестанно кружили над городом, а бомбы рвались совсем рядом. Кэтлин до утра не сомкнула глаз. «Зато Сесил и Энн спали как младенцы», – добавила она. Молочник сказал, что бомбы
Мы решили немедленно вернуться в Лондон. По пути нам пришла в голову мысль заскочить на рынок в Гилфорд: миссис Фрит не ждала нас раньше следующей недели и наверняка в доме пусто. В Гилфорде я нашла утку – настоящее сокровище, поскольку дичь не входила в список нормируемых продуктов. Вдобавок мы купили зеленый горошек и яблоки и собрались устроить вечером настоящее пиршество. Питание в отеле, как и везде теперь, было крайне скудным, поэтому мы постоянно ходили полуголодные.
В поезде только и разговоров было что о бомбардировках Кройдона и Хаммерсмита. Люди до бесконечности пересказывали друг другу новости, словно не могли до конца поверить, что это происходит на самом деле. На вокзале Ватерлоо мы встретили Моли, но не стали спрашивать, что он тут делает. У нас уже образовалась привычка военного времени – не задавать лишних вопросов. Завеса секретности стремительно опускалась на жителей Британии.
Однако сам Моли рассказал, что обстановка в Лондоне накалилась, последние несколько суток постоянно звучали сигналы воздушной тревоги, нарушая покой спящего города, люди утомлены и подавлены. Бомбардировка Хаммерсмита была сильной, но службы гражданской обороны сработали на отлично – это в первую очередь волновало его министерство.
Мы пригласили Моли на ужин, соблазнив уткой, которую я собиралась приготовить с горошком и яблоками: «Блиц» не «Блиц», а от хорошего ужина никто не откажется. Поскольку Ева была в отъезде, Моли с радостью принял наше приглашение. Однако когда мы добрались до Ройял-Хоспитал-роуд, стало понятно, что с уткой придется повременить. К величайшему нашему изумлению, Чейн-Плейс оказалась перегорожена полицейским кордоном именно в той ее части, где находился дом № 33. Когда я собралась проскользнуть под лентой, к нам подошел полицейский и сказал, что неподалеку нашли неразорвавшуюся бомбу и поэтому приказано эвакуировать жильцов окрестных улиц.
В начале войны нам велели иметь наготове «тревожный чемоданчик». Я собрала самое необходимое, но время шло, ничего не происходило, и я начала постепенно выуживать из него вещи, одну за другой; так продолжалось до тех пор, пока чемоданчик не опустел.
Я спросила, можно ли мне зайти в дом – прихватить кое-какую одежду. Полицейский замялся, вид у него был несколько растерянный. Когда же мы стали допытываться, где именно находится бомба, выяснилось, что страж порядка сам толком ничего не знает, ему просто приказали стоять здесь и предупреждать жильцов, что возможна эвакуация. На мой взгляд, если кто и подвергался опасности, так это полицейский, топтавшийся посреди улицы. К нам подошел дежурный гражданской обороны. Оказалось, что и он не знает, где упала проклятая бомба, но нам лучше послушаться полицейского и не рисковать. Затем появился майор Хардинг Ньюман – заместитель начальника штаба противовоздушной обороны, с которым мы были хорошо знакомы. Я обратилась к нему с тем же вопросом. «Вон там, – сказал он, указывая в направлении Бертон-Корт, – где-то у них на территории. Признаться, вашей улице вряд ли что-либо угрожает. Просто мера предосторожности, поскольку между Бертон-Корт и Чейн-Плейс есть открытое пространство».
Полицейский сказал, что мы можем пройти в дом на свой страх и риск. Мы послушались и поспешили нырнуть за ограждение. В квартире царил идеальный порядок. Кэтлин спустилась к нам вместе с Энн. Обе наперебой рассказывали о событиях минувшей ночи. Наши постояльцы, Сесил и Ларри, получили приказ покинуть Чейн-Плейс до тех пор, пока бомбу не обезвредят. Армия не желала понапрасну рисковать жизнью своих служащих. Когда Энн ушла наверх и мы с Кэтлин остались вдвоем, я спросила, как у них дела с Сесилом. «Похоже, парень ей нравится, – призналась мать. – Они проводят много времени вместе. Энн учит его танцевать».
Судя по тону, Кэтлин была не в восторге от этой дружбы. Я понимала – она находит канадца неотесанным дикарем. Для нее имели значение такие вещи, как хорошие манеры, умение вести себя за столом и прочие тонкости, которые, как я успела понять за время моих долгих путешествий, на самом деле мало что значат. Но Кэтлин выросла в мире, где на это обращали внимание. Мне Сесил нравился, и я была рада, что они с Энн поладили. Несчастная первая любовь принесла девочке столько страданий; если Сесил поможет ей преодолеть боль и разочарование – я их отношения только приветствую. Кэтлин сказала, что последние несколько ночей они спали в убежище позади дома, однако, если я намерена ночевать в квартире, она тоже останется.