Ближний бой. ЦРУ против СССР
Шрифт:
Прочесав лес, мы занялись поисками подходящего помещения, которое можно было бы реквизировать для нашего подразделения. Разместились мы в строениях на ферме неподалеку от штаб-квартиры. Хозяин-француз с радостью приветствовал нас и предоставил ферму в наше распоряжение, получив небольшое вознаграждение, которое американская армия обычно выплачивала за пользование землей и домами. На второй вечер я пригласил к нам на обед генерала Сиберта, желавшего убедиться, что мы достаточно прилично устроились. Солдаты оживили прием, устроив фейерверк. Генералу Сиберту был предложен трофейный коньяк, но на вкус он больше напоминал бензин. И действительно, позже мы убедились, что главное его достоинство — быть прекрасным средством для разжигания огня.
В Дуэ мы тоже пробыли очень недолго и двинулись вперед на Верден вслед за немцами, отступившими на оборонительные позиции линии Зигфрида. Для
Надежды на быстрое окончание войны потерпели еще один крах 17 сентября, когда в ходе «Операции Маркет-Гарден» не удалось захватить плацдарм у Арнема в нижнем течении Рейна. Уже во всем чувствовалась осень, и большинство из нас с прискорбием поняли, что предстоит зимняя кампания. Штаб-квартира группы армий находилась в то время в Вердене. Город этот не веселил нас, вероятно, еще и потому, что он так и не оправился от ужасных сражений первой мировой войны.
Наше подразделение УСС теперь в основном занималось определением пунктов остановок противника, где наши войска могли бы навязать ему бой. Все агенты, заброшенные по воздуху в Европу до начала высадки в Нормандии, были уже «освобождены». Мы продвигались по территории, где не было действующих агентов, и были вынуждены либо засылать их через линию фронта, либо забрасывать на территорию Германии по воздуху с помощью легких самолетов.
Во второй половине сентября генерал Брэдли решил переместить свой командный центр в город Люксембург, чтобы находиться между 1-й и 3-й армиями, штабы которых размещались соответственно в Спа (Бельгия) и в Нанси (Франция). Переезжая из Вердена в Люксембург, я решил повернуть на север к Льежу, а затем пройти на юг по магистрали Ойпен — Малмеди, чтобы проверить, что там происходит. Льеж мало пострадал, однако, повернув на юг и двигаясь вдоль бельгийско-германской границы, мы вошли в горящую деревню. Все жители с пожитками, которые они успели спасти, находились на улице. Мы остановились, чтобы спросить, что здесь происходит. Нам сказали, что отступавшие немцы только что прошли через деревню и сожгли ее за то, что некоторые жители деревни участвовали в бельгийском движении Сопротивления. Мы ничем не могли помочь им и двинулись дальше.
Проехав с километр, мы увидели у перекрестка американского сержанта, сидящего на бронеавтомобиле и спокойно завтракающего. Мы остановились и спросили, где находятся немцы. Сержант указал на восток, на деревню примерно в двух километрах от нас, и сказал, что, по его мнению, немцы в этой деревне. Мы спросили, какая американская часть стоит на этом участке, и он ответил, что, вероятно, его механизированная кавалерийская рота держит участок дороги примерно в 75 км.
Наступило время для регулярной связи по радио со штабом группы. Я серьезно обеспокоился, когда радист нашего отряда открытым текстом передал приказ немедленно вернуться в Люксембург. Обеспокоен я был не только потому, что немцы, находившиеся в двух километрах от нас, могли перехватить радиограмму, но и потому, что была упомянута моя фамилия, известная гестапо. Если бы немцы захватили меня, шансов уцелеть было бы немного.
То, что мои опасения были вполне обоснованными, стало ясно через неделю, когда меня вызвали в штаб генерала Брэдли и предупредили, что впредь я буду нести личную ответственность за всех сотрудников УСС, прибывающих в район группы армий. Я не знал, чем это вызвано, но, видя, что командующий занят и раздражен, не стал его спрашивать, а справился об этом позже, после окончания официальной части беседы. Оказалось, что два сотрудника УСС, следовавшие из Парижа, решили, что им необходимо ознакомиться с «линией фронта», и были захвачены немцами на той самой дороге, по которой я ехал из Льежа. К счастью, немцы не узнали о том, что они из УСС, и эти люди казнены не были, а отделались заключением.
В это время наступил поворот в моей разведывательной деятельности,
Я согласился временно продолжать командовать отрядом УСС, но затем мне стало ясно, что основная моя обязанность — выполнение функций офицера разведки для доклада. Получалось так, что я рано утром, а также в конце дня и вечером работал в оперативном отделе, а в середине дня и весь поздний вечер занимался отрядом. Начальнику европейского отдела УСС полковнику Дэвиду Брюсу была направлена соответствующая телеграмма.
Главной проблемой, которой занимался в это время отряд УСС, была вербовка агентов для заброса в немецкие войска. И, надо сказать, задача эта была нелегкой. Система контроля в Германии была гораздо более строгой, чем во Франции, где оккупировавшие страну немцы сталкивались со значительными трудностями при организации контроля за местным населением. Трудно было найти людей, которые дали бы согласие на такого рода работу. Еще труднее было найти желающих отправиться в Германию без гарантии, что у них есть шанс уцелеть. Но труднее всего было внедрить их в такие немецкие части, где они могли бы получать ценную разведывательную информацию.
Как-то позвонил полковник Диксон из 1-й армии и поинтересовался, не может ли УСС помочь разведотделу 2-й пехотной дивизии. Я лично отправился на место и убедился, что обстановка сложилась самая неблагоприятная. 2-я дивизия вела бои в Хартгенском лесу, и ей было трудно действовать против сильно укрепленных оборонительных позиций линии Зигфрида. Обычные источники военной разведывательной информации не давали хороших результатов. Пленных захватывали мало, разведывательные дозоры, направлявшиеся для захвата пленных, несли тяжелые потери. Леса здесь были густые, немцы умело маскировали свои позиции, а также следы, оставленные транспортом, и разведка с воздуха не помогала.
Начальник разведотдела подвел меня к откинутому пологу своей палатки и указал на видневшуюся на фоне заросшей лесом долины тоненькую струйку дыма.
«Вы видите эту деревню, капитан? Нужно послать туда нескольких разведчиков собрать точные сведения о немецкой обороне».
Признаться, не сразу я смог объяснить полковнику, что уж если его дозоры не могут даже близко подойти к деревне, то почему он считает, что агентов можно легко перебросить через немецкие линии обороны. Я сказал, что мы не сможем что-либо предпринять, подчеркнув, что на суше единственным способом переброски агентов через линию фронта является дозор, способный провести их достаточно глубоко в тыл, где их присутствие не будет выглядеть необычным. Напомнив ему, что немцы почти всегда удаляют гражданское население из прифронтовой полосы и поэтому использование агентов из числа гражданского населения представляет значительные трудности, я сказал, что, кроме того, немецкая полевая жандармерия в прифронтовой полосе ведет тщательнейшую проверку документов неизвестных им немецких солдат. Он спросил, почему нельзя забросить кого-нибудь с воздуха парашютом, и я ответил, что в прифронтовых районах по парашютистам почти всегда стреляют и что они наверняка привлекут к себе такое внимание, какое повлечет за собой неминуемый провал. Если незаметно забросить агента глубоко в тыл противника, ему придется долго добираться до намеченного пункта, причем шансы проделать этот путь беспрепятственно невелики. Я напомнил полковнику, что полезным агентом может быть человек, знакомый с данной деревней или районом, а такого человека трудно, часто даже невозможно найти. Оставил я полковника разочарованным, будучи твердо уверен, что УСС не произвело на него впечатления. Не знаю, понял ли он, что тайная разведывательная сеть должна создаваться до того, как она будет необходима, и ее нельзя создать путем нажатия кнопки.