BLOGS
Шрифт:
Она на полголовы ниже меня, у неё синие-синие глаза, к цвету которых она и сшила, наверное, платье синее с белыми кантами и поясом белым. Аккуратные часики на руке тоже с белым узеньким ремешком. Тёмно-каштановые локоны, никогда ещё не крашеные, тихий запах цветочных духов, очень ненавязчивый, даже слабый. Серёжки с финифтью маленькие-маленькие. Наверное, золотые... Красивая гармоничная фигурка. В тот момент мне гармоничным показался бы и контрабас, если бы он висел у неё за плечами. Потому что все детали были не важны...
«Я так и знала...» Самое удивительное, что я в этот момент точно знал,
Наверное, она почувствовала тот вечер лучше, чем его почувствовал я: ведь сверкнуло же ещё в казарме у меня в душе...
Но я не поверил странностям и сказочностям вечера, не поверил тому, что все как-то необычно - парфюм, боковой свет, незанудный начальник штаба... А она поверила. Где-то в своей тихой общежитской комнате увидела не только закат за окном, но и птицу на окне, и сеть паучка, моющего лапки перед осенним балом... И яркий ослепительный лист с деревьев не падает... нет-нет, не падает, а стелит какую-то золотую дорожку!..
Музыка была бесконечной. Я не слышал перерывов между танцами, мы не уходили из середины зала. Да, впрочем, мы и не понимали, что стоим в середине, что вокруг нас уже несколько раз сменилась обстановка.
...Никогда в жизни я не чувствовал так ярко свою вторую половину. Никогда. Не спрашивайте меня про два моих брака -это другое. Тоже любовь и тоже все по-честному. Я говорю о чёткости и яркости «с первого взгляда»...
Мы даже не целовались, хотя уже хотели. Приехал военный патруль и придрался к оформлению увольнительной записки одного из моих однополчан. Выяснять в комендатуру повезли всех троих. Да мы и сами бы не остались на балу, когда товарища уводят... Батальонное братство у нас было крепким.
И что-то рухнуло, какие-то линии на небесах разомкнулись. За шестьдесят дней, что я ещё был в гарнизоне, мы так и не смогли встретиться. Это была почти мистика: я прихожу к ней в общежитие - она на дежурстве в военном госпитале (в самоволке там появляться невозможно). Она приходит к нам на КПП три раза! И дважды в тот момент, когда я на выезде из города, а один раз невероятным образом меня не смогли найти в самой части (хотя я сидел почти на виду - на переборке зимнего обмундирования склада батальона).
Потом я прихожу уже в увольнительную - чин по чину - всё так же парадно отполированный, как на нашем балу, а у Тани тётка в селе сильно обожглась, и её отпустили уехать на два дня. Капец какой-то...
...Что это было? Что за странный танец в моей жизни? Что за странный вечер? Что за странное ощущение полноты себя, на которое я потом всю жизнь ориентировался, как на высшую точку единства со своей таинственной половиной судьбы?
Мы обменялись только по письму с каждой стороны. «Почему ты уехал?» «Почему ты поосторожничала?.. Почему танец тот отделила от сурового мельтешения солдатских рот, в которых потерялся твой Григорий?..» Серое множество солдатской стихии затушевало, наверное, в Татьяне уникальность нашей встречи... Не утверждаю. Но в сомнениях пытаюсь понять тот вечер и ту меру, которая провела меня так явно мимо какого-то поворота в судьбе...
Мы оба не ответили на наши вопросы в
Может быть, ещё и потому не ответили, что ответы помешали бы высоте памяти - памяти танца с потрясающим ощущением Единственной и Единственного, с потрясающим ощущением судьбы; с верой в любовь с первого взгляда на всю жизнь. Потому что мы оба теперь знали, что любовь с первого взгляда бывает...
2012 год
ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ
Перекур в ПечорНИИпроекте. За окном метель и мороз под минус сорок. Там дышать нечем, даже глаза замерзают. Потому что за окном Воркута. В курилке тоже не амбре, но здесь цветы, милые люди и главное - тепло. Мы в рубашках: научные «киты», инженеры-фанатики, два журналиста и девушка из института Арктики... Не помню, кажется, она к отцу пришла. Люд, в основном, солидный не начальствующим положением, а профессиональной особостью: не много на планете наберётся тех, кто знаком с поведением вечной мерзлоты, пятнадцатиметровых свай под фундаментами, бетона №№№ марок и компрессионых загибов тоннелей шахт на глубинах ниже мерзлоты, Океана и вообще здравого смысла.
Лица еврейские, карело-финские, русские, немецкие и почти кавказские (а может, чуть-чуть еврейские).
– Вот китайская чайная роза, что позади тебя, - говорит весь в белом еврей с красивым сочетанием имени-отчества, с красивой причёской, весь седой-седой, - она была засохшая вообще. Ни листика, ни сколь-нибудь живого стебелька. А стояла внизу у лестницы в горшке - видно выбрасывать её хотели. Там уж поверх грунта и извёстка была, и битое стекло... Принёс к нам в отдел, у принтера поставил и полил...
Куст китайской чайной розы выше меня на голову. Он уже отцвёл, но коллеги Еврей Евреича кивают головой, подтверждая, когда он говорит: «Вы себе представить не можете, как она красиво цвела! Она будто благодарила меня и весь наш институт, что мы взяли её на поруки...». Все, будто в первый раз, рассматривают сочный громадный куст, делающий совершенно параллельным мир курилки к мирам за окном или в зале конструкторов с острой геометрией рейсфедеров, планшетов,
настольных ламп, похожих на кузнечиков-инопланетян.
А над головами нашими теперь мы все уже замечаем целые каскады вьющихся растений. Впрочем, теперь припоминается, что они есть и в коридорах института, а не только в курилке. Слушаю продолжение: «Посмотрите на эту драцену... Я её у мэра нашего украл. Ну, не украл, а коварно мы вместе с мэром обманули его секретаршу. Милая женщина не хотела мне отщипнуть росточек... Говорит, «не время», весной только можно». А там одна веточка и вправду обламывалась. Я говорю: «Засохнет ведь - давай доломаю. Подрежу, в стаканчик с витаминками положу». Нет, говорит, и всё - и не давала... Ну, мы с Игорем Леонидычем маленько схулиганили... Он перед секретаршей честно оправдывался, что сломал нечаянно - дескать, жалюзи открывал... Теперь, клянусь, у нас драцена больше, чем у него в кабинете. А все почему? Горшочки надо вовремя менять! Она ж на корень оглядывается! Она ж тебе не фиалка какая-нибудь!»