Богатство идей. История экономической мысли

Ронкалья Алессандро

Прибыль аграрного предпринимателя (доминирующего типа капиталиста в эпоху, когда в экономике доминировал аграрный сектор, а мануфактуры характеризовались ремесленным производством) рассматривалась совместно с собственно рентой. Тем самым прибыль еще не была связана с авансированным капиталом и идея общей нормы доходности (нормы прибыли) еще не возникла. Данный аспект также может быть лучше понят, если мы вспомним об ограниченной силе конкуренции в условиях того времени, как это можно увидеть среди прочего в некоторых местах «Очерка», где говорится об отношении между нормой процента и реальной нормой доходности и становится совершенно очевидным широкий разброс доходности от различных видов деятельности и, в более общем смысле, в различных условиях.

Важная роль придавалась финансовым капиталистам:

В крупном государстве часто имеется достаточно большое число собственников денег; и хотя стоимость всех денег, обращающихся в государстве, едва превышает девятую или десятую часть стоимости продукции, когда-либо получаемой от земли, собственники денег ссужают значительные суммы, на которые получают процент… общая величина которого обычно превышает все деньги в государстве и часто они становятся настолько влиятельным сословием, что в некоторых случаях могут соперничать с собственниками земли, если эти последние часто не являются равным

образом собственниками денег и если владельцы значительных сумм денег сами не всегда стремятся стать землевладельцами [Ibid., p. 57] [175] .

175

Необходимо напомнить, что, как католику, Кантильону было запрещено владеть землей в Англии и что в последние годы своей жизни он разными путями пытался обойти это правило: долгий период институт частной собственности на землю сосуществовал с ограничениями на передачу собственности, направленными на сохранение традиционной социальной структуры.

Идеи Кантильона о деньгах были очень похожи на воззрения Петти: деньги необходимы для обращения товаров, но драгоценные металлы не равнозначны богатству; количество денег, необходимое для исправного функционирования экономики, зависит от стоимости обменов и скорости обращения самих денег. Кроме того, согласно Кантильону, ставка процента зависит от отношения между спросом и предложением заемных фондов, и тем самым отсутствует ее прямая и строгая зависимость от предложения денег [176] . Стоимость денег (и тем самым, в обратной пропорции, общий уровень цен) зависит преимущественно от затрат на их производство, так же как и у Петти, в отличие, например, от позиции, занятой Локком, который сосредоточился на спросе и предложении. Однако для Кантильона это фактор, влияющий, но не определяющий рыночную оценку денег, которая может отличаться от их «ценности». Большое значение при подобной оценке приобретают, среди прочего, факторы, которые рассматривались с точки зрения их влияния на скорость обращения денег: финансовые институты и обычаи (например, существование соглашений о клиринговых расчетах), а также коммерческий кредит. Более того, монетарные явления оказывают влияние на различные блага разными способами. Легкость, с которой Кантильон исследует эти отношения, говорит о том, что они были связаны с его деятельностью в качестве банкира, хотя он и не приводит примеров из своей практики: «Очерки», несомненно, являются экономическим трактатом, а не трактатом о банковском деле и финансовой технике, хотя мы не можем не заметить, насколько большое место занимают монетарные проблемы и насколько малое – на самом деле, почти никакое – фискальные проблемы, которым в дискуссиях того времени придавалось важное значение. Монетарные же проблемы анализировались самым логически строгим способом, в результате рассуждение кажется простым, в некоторых местах даже очевидным. В целом совершенно ясно, что даже в рукописной форме данный труд оказывал глубокое воздействие на своих читателей.

176

Позицию Кантильона в дебатах того времени на эту тему см.: [Tucker, 1960, ch. 2].

4.6. Франсуа Кенэ и физиократы

Физиократы (или les 'economistes («экономисты»), как они сами себя называли) были очень компактной и боевитой группой французских экономистов, группировавшихся вокруг Франсуа Кенэ (1694–1774), врача мадам де Помпадур при дворе короля Людовика XV. Физиократы были первой школой экономической мысли, обзаведшейся собственным печатным органом для пропаганды определенных направлений политики. Отрезок времени, на котором они доминировали, был коротким – чуть больше четверти века [177] – но их влияние на развитие политической экономии было необычайно сильным, в частности благодаря центральной позиции, которую Париж занимал в культурной жизни того времени. Физиократы отводили ключевую роль развитию сельского хозяйства, которое они рассматривали в качестве единственного сектора, способного произвести прибавочный продукт. Кроме того, как подсказывает их наименование («физиократия» происходит от греческих «физис» = природа и «кратос» = господство), они разделяли с картезианским направлением французского Просвещения (см. ниже, подразд. 4.7) идею «естественного порядка», логичность и оптимальность которого – неизменные со временем, будучи присущи самой природе вещей – должны быть очевидны любому человеку, наделенному светом разума, и который просвещенный государь должен установить в качестве «позитивного порядка», устранив изъяны, порожденные погрешностями человеческого законодательства [178] . Частная собственность также входит в этот естественный порядок, поэтому защита прав собственности рассматривалась как одна из основных задач «позитивного порядка». Тем самым физиократы резко смягчили абсолютистскую традицию представлений о просвещенном государе, хотя, думается, они несколько отстали от Локка, предшествовавшего им, или их современника Смита, автора «Теории нравственных чувств» (1759).

177

Согласно Хиггсу [Higgs, 1897, p. 25, 58], рождение школы физиократов может быть датировано встречей Кенэ и Мирабо в июле 1757 г., а ее конец – 1776–1777 гг., когда Тюрго, будучи министром финансов, попал в опалу и было опубликовано «Богатство народов» Смита.

178

Кенэ был, в частности, последователем французского философа Мальбранша (1638–1715), который, в свою очередь, был последователем Декарта.

Значение, придававшееся сельскому хозяйству, стало очевидным сразу после первых публикаций Кенэ по экономическим вопросам: двух статей «Fermiers» («Фермеры») и «Grains» («Зерно»), появившихся в «Encyclop'edie», которая издавалась д’Аламбером и Дидро, в 1756 и 1757 гг. соответственно. Однако наиболее известной работой Кенэ является «Tableau 'economique» («Экономическая таблица»), напечатанная в Версале в 1758 г. Также здесь стоит упомянуть статью «Droit naturel» («Естественное право»), датированную 1765 г. [179]

179

Классическим изданием (хотя и не свободным от критики) экономических и философских сочинений Кенэ является [INED, 1958, vol. 2; vol. 1], в котором содержатся пояснительные

очерки различных авторов и библиография (рус. пер. основных экономических работ Кенэ и др. физиократов см.: [Физиократы, 2008]. – Примеч. пер.).

Среди основных последователей Кенэ мы можем упомянуть Виктора Рикети, маркиза де Мирабо (1715–1789), который приобрел известность в 1756 г. с публикацией книги «L’ami des hommes» («Друг людей»), в которой, как мы видели, многое было заимствовано из работы Кантильона, а также Пьера Дюпона де Немура (1739–1817), редактировавшего издание трудов Кенэ («Physiocratie», 1767–1768), и журналы, выпускавшиеся под влиянием физиократов («Journal de l’agriculture, du commerce et des finances» с 1765 по 1766 г., а затем «Eph'em'erides du citoyen» с 1768 по 1772 г.), в дальнейшем сотрудничавшего с Тюрго до 1776 г. и издававшего труды Тюрго в девяти больших томах между 1809 и 1811 гг. Также здесь стоит упомянуть Пьера-Поля Мерсье де Ла Ривьера (1720–1794), автора трактата, озаглавленного «L’ordre naturel et essentiel des soci'et'es politiques» («Естественный и необходимый порядок политических обществ»), вышедшего в 1767 г. Смит считал эту книгу лучшим изложением физиократических доктрин.

Мирабо и многие другие физиократы (но не Кенэ, теории которого обсуждаются ниже) считали, что способность сельского хозяйства создавать излишек присуща плодородию почвы (которая вырабатывает пшеничный колос из зерна), а значит, является даром матери-природы. Эта теория происхождения излишка может поэтому быть использована для оправдания присвоения излишка дворянами, которые были не только полноправными владельцами земли, но и господами крепостных, прикрепленных к земле, на которой живут.

Кенэ также считал, что только сельское хозяйство способно приносить излишек, но его объяснение этого несколько отлично и исходит из ситуации, преобладавшей во Франции того времени: принимая во внимание цены аграрной и промышленной продукции на мировых рынках, с помощью лучших технологий фермеры могут получить продукцию, стоимость которой превосходит издержки производства, тогда как мануфактуристы просто покрывают свои издержки (включающие средства существования промышленных предпринимателей). Другими словами, Кенэ стремился подчеркнуть потенциал реформированной аграрной системы как средства экономического развития – того, что он называл «grande culture» по сравнению с «petite culture». Первая характеризуется не только более крупными предприятиями, но и технологиями с более высокой капиталоемкостью (более конкретно, плуг, запряженный лошадьми, а не волами, был практически лозунгом физиократов).

Таким образом, в своих сочинениях Кенэ подчеркивал потенциальные возможности аграрной революции, которая уже началась, но которая, по его мнению, отставала от экспансии торгового капитализма. Занятая им позиция противостояла не столько – по прежнему очень живой – меркантилистской традиции в целом, сколько прежде всего кольбертизму, или, другими словами, экономической политике Кольбера, направленной на поддержку торговли и мануфактур путем либерализации импорта сырых материалов и введения пошлин на импорт промышленных товаров (см. подразд. 2.6 наст. изд.). Очевидно, это не способствовало развитию сельского хозяйства, сокращая его прибыльность и повышая прибыль мануфактур. Напротив, как доказывал Кенэ, аграрные продукты должны получать bon prix, или цены, достаточные не только для покрытия издержек производства, но также благоприятствующие финансированию инвестиций, обеспечивая приемлемую доходность.

Как bon prix, так и prix fondamental (которые соответствовали чистым затратам производства, т. е. разница между bon prix и prix fondamental соответствовала прибыли фермера) не были ценами, спонтанно определяемыми рынком, и Кенэ не смог увидеть никакого механизма, который автоматически приводил бы к одному из этих двух видов рыночных цен и зависел от условий спроса и предложения (как и в случае мануфактурных цен, соответствующих издержкам производства). Обязанность реализации bon prix была возложена, среди прочих вещей, на политику, благоприятствующую свободному экспорту сельскохозяйственной продукции, а также таким потребительским обычаям внутри страны, которые будут поощрять luxe de subsistence (роскошь существования), а не luxe de d'ecoration (роскошь украшения), или потребление аграрной продукции – но не мануфактурной, – превышающее простой прожиточный минимум [180] . Хотя понятие конкурентной нормы прибыли еще отсутствовало (оно будет намечено Тюрго несколькими годами позже и полностью развито Смитом), Кенэ полностью осознавал ключевую роль накопления капитала для производственного процесса, и прежде всего для создания условий применения более совершенных технологий. Кенэ проводил различие между avances fonci'eres (начальные основные инвестиции, необходимые для обработки участка земли и повышения его производительности), avances primitives (орудия производства, скот) и avances annuelles (оборотный капитал: семена, заработная плата и т. п.). Таким образом, повторим, хотя современная ему экономика направляла его внимание на сельское хозяйство, однако в то же самое время он делал определенные шаги в направлении, по которому впоследствии пошли Тюрго, Смит и вся классическая традиция, рассматривая авансирование капитала, выступающее необходимым условием производства и накопления капитала, в качестве ключевого элемента экономического развития.

180

Физиократы таким образом связывали высокие цены с идеей процветающей, развивающейся экономики, в которой высокие цены являются причиной (или одной из причин), а экономическое изобилие – следствием. Подобные представления были распространены на протяжении всего меркантилистского периода, но далеко не единодушно, поскольку во многих случаях высокие цены рассматривались как симптом нехватки продуктов. Напротив, Смит и классические экономисты считали, что умеренные цены связаны с изобилием и преимущественно являются его результатом. Очевидно, что на логическом уровне два этих положения не исключают друг друга, поскольку они основаны на рассмотрении различных аспектов процесса развития, вследствие чего причинно-следственные отношения меняются на противоположные. С одной стороны, высокие цены, возникшие в результате высокого спроса, представляют стимул для производства, тогда как низкий уровень цен может отражать трудности при поглощении продукции рынком, а значит, снижать заинтересованность производителей; с другой стороны, рост производительности, сопровождающий экономическое развитие, приводит, в конкурентных условиях, к снижению цен, тогда как высокие цены говорят об узких местах со стороны предложения, а именно о наличии препятствий для роста производства. Дискуссия между сторонниками этих двух концепций является примером путаницы, которая часто возникает в теоретической дискуссии, затрагивающей различные системы логических отношений, оценку большей или меньшей применимости теоретических положений к реальному миру, а также интерпретацию конкретных реальных ситуаций.