Богдан Хмельницкий
Шрифт:
большею удачею для Козаков. Они овладели бродом, через который прошел накануне
Иордан, и укрепили валом опасные места. Но тогда козачество лишилось бойкого
неистового уманского полковника Ганжи. Напившись горелки, выехал он, хвастая, на
герец, убил нескольких шляхтичей, хотевших показать свое рыцарское удальство, и сам
был убит каким-то волохом, «предательски», по выражению летописи х). Козаки рано в
этот день окончили стычки и уклонялись
«верно, враги что-нибудь замышляютъ», говорили в польском лагере.
Вечером вдруг раздался в козацком обозе шум, достигавший до шляхетского лагеря;
били в бубны, трубили в трубы, налили из ружьев и пушек; тысячи голосов крикнули
вдруг: «Алла! Алла!»
«Что это значит?» в страхе спрашивали паны друг друга и задавали себе разные
объяснения.
«Выть может,—говорили одни,-—хлопы бегут, устрашившись наших подвиговъ».
«Нет,—возражали другие,—верно козаки недовольны Хмельницким и выбирают
нового предводителя».
Третьи с боязнью догадывались, не пришла ли орда татарская.
Ночь покрыла оба войска; в томительной неизвестности оставались паны; но вот в
среду на рассвете жолнеры дивизии Тышкевича привели в лагерь пленника в
священническом платье; неизвестно, был ли то священник в самом деле, или козак,
одетый таким образом и посланный нарочно Хмельницким. Стали его пытать.
«Я вам всю правду открою,—сказал он;—Хмельницкий так испугался вашей силы,
что хотел-было бежать; но вчера вечером пришло 40.000 татар, да еще и сам хан будет
скоро. Хмельницкий присягнул платить ежегодную дань хану, а потому хан всеми
силами будет вступаться за Козаковъ».
Ист. о ирез. бр.
225
Известие было вымышленное; на помощь козакам, действительно, пришел в
полночь татарский отряд, но только 4.000 человек с Карабчеймурзою н сыном
Хмельницкого.
Через несколько часов после рассвета Хмельницкий, рассчитав, что поляки уже
услышали от попа, чтб следовало им сообщить, пустил всех пришедших татар вперед и
одел еще несколько тысяч Козаков в татарское платье. Они бросились к реке и
закричали диким голосом: «Алла! Алла!» Это заставило поляков поверить, что пленник
говорил истину и привело всех в чрезвычайное смятение. Все схватились за оружие, но
в страшном беспорядке; всякий командовал и никто не слушал команды; каждый бежал
куда хотел, становился как попало и, вдобавок, между начальниками началась ссора,
потому что все видели беспорядок, приписывали его причину один другому, и
оскорбляли через то друг друга.
Козаки,
шанцы. Поляки, несмотря на беспорядок, вступили с ними в сражение. Первый из
польских полков, завязавший дело, был сендоиирский, йод командою Витовского; за
ним, без приказания, пустился полк воеводства минского. Козаки, командуемые
Чернотою, нарочно побежали назад за плотину; шляхтичи, думая, что враги
обращаются в бегство, перешли за ними за плотину и преследовали их, потешаясь
ролью победителей; но не видя ничего за туманом, наткпулпсь на целый козацкий
корпус и услышали голос Хмельницкого, который кричал на своих воинов: «За виру,
молодци, за виру!» Новые хоругви бросились за перешедшими через реку, и когда
столпились на плотине, козакн ударили на них, смяли, потопили, потоп зашли в тыл
отрезанному от плотины Витовскому, и «тогда поляки—говорит современник *)—
орали землю копьями и устилали все болото прапорами»; два полка, сендомирский и
волынский, погибли совершенно; много знатных панов легло на поле битвы; Витовский
и Оссолинский, племянник канцлера, вытащенные из реки, израненные, едва успели
прискакать к главному своему обозу. Козаки били врагов наповал. Страх и трепет, но
выражению летописца 2), распространился в польском лагере. Уже никто не думал
прогонять мужичья плетьми; хоругви, отправленные в другую сторону, привели в
лагерь двух татар, которые извещали, что хан скоро будет, а с ним войска, как травы в
поле.
В то же время беспокоил поляков с другой стороны Кривонос.
Вечером предводители и знатнейшие паны собрались на совет, но вдали от лагеря, в
поле. Они все раскаявались, зачем вышли из-под Глинян, представляли неудобность'
места под Пилявою по причине болот и яров, и один, славившийся в особенности
благоразумием, доказывал, что самое лучшее, на что следует решиться—уйти из
лагеря; к нему пристали многие; пристал и сам предводитель. Решили отдать
Вишневецкому начальство, а самим удалиться, проводив сначала возы и рыдваны с
пожитками. Приказание было отдано, и с наступлением вечера ни самого Доминика, ни
других знатнейших панов не было в лагере. Под Конецпольским споткнулась
Ч Woyna doni. Ч. I, 36. – ) ГИстор. о ирез. бр.
U. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.
15
226
лошадь и он, оставшись пешком, встретил какого-то поселянина, снял с него шапку