Богдан Хмельницкий
Шрифт:
посчастливилось: они попали в неволю татарам. Оставшиеся в городе львовяне
жаловались, что паны их обобрали и малодушно покинули на разграбление
неприятелям 1).
Хмельницкий, преследуя врагов, вошел в Константинов и взял его без малейшего
сопротивления. Оттуда он двинулся к Збаражу.
На дороге встретился с ним пан Юрий Немирич. Предки его были русские и
владели большими имениями в Украине. Во время перерождения русского дворянства,
фамилия
исповедывал уже и католической веры, а был заражен еретическими заблуждениями,
киак говорили тогда в Польше. Немирич принадлежал к тем, которые не только не
признавали святости папы, но осмеливались подвергать сомнению догматы,
признанные, в продолжение веков, существенными основаниями христианской
религии: таких в Польше называли арианами. Выгнанный из маетностей своих в
Украине, он, как и другие, бежал в Польшу, но на сейме в Варшаве его приняли очень
дурно. «Мы,— кричали католики,—много послабления делаем, когда позволяем
сообщаться с нами протестантам; те, по крайней мере, соглашаются с нами в главных
понятиях о Божестве и Св. Троице, но мы ни в каком случае не потерпим безбожников,
подобных пану Немиричу» 2). Немирич, собрав свой отряд вместо того, чтоб идти
против Козаков, пошел через Полесье, а оттуда на Волынь, и близ Збаража соединился
с Хмельницким 3). Вывший в Польше в то время московский гонец Кунаков, называя
его по ошибке Юрием Ермоличем, передавал в Москву носившийся тогда в Польше
слух, что этот пан передал Хмельницкому тайное поручение от королевича Япа
Казимира поддерживать его кандидатуру при выборе короля и обещание удовлетворить
Козаков, если он сделается королем. Кунаков говорил, что пан Юрий, приставши к
Хмельницкому, стал у него «наивысшим писаремъ».
Козаки вступили в Збараж. Этот город был хорошо укреплен, но козаки не нашли в
нем не только воинов, готовых к отпору, но даже ЖИВОЙ души. «Тогда и я, —
признается простодушно современный стихотворец историк,—забрав свои бумажные
ветоши, бежал вслед за другими из Збаража. Что-ж удивительного?.. Ведь и Пиндар
также бежалъ» 4). Только 50 пушек, множество пороха и других запасов взяты были
козаками За недостаткомъ
‘) Rei. Czech. Kron. raiasta. Lw., 298
2)
Annal. Polon. Clim., I, 70.
3)
Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 25.
4)
Woyna dom., I, 36.
') ИИстор. о през. бр. — Летоп. пов. о Мал. Росс., 122.— Кратк. описап. о Мал.
Росс., 10.
230
живых, козаки помстились над мертвыми: разорив костелы, оии выкинули на
поругание
польским летописцам, не возбранял им этого, и особенно поругался над телом
конюшего и жены его 1). «И мертвому льву надобно вырвать бороду», говорил он 2).
Выступив из Збаража, Хмельницкий был в недоумении, чтб начать ему и куда идти.
Он созвал раду, на которой как главные представители козачества отличались тогда:
Иван Чорнота, полковник Тыша, опустошитель Польши, полковник переяславский
Лобода, полковник гадячский Вурляй, издавна знаменитый пират на Черном море,
полковник брацлавский Нечай, Калина, Воронченко, Полкожуха, Небаба и другие.
«Что скажет честная рада?—спрашивал предводитель.—Много поживились мы от
врагов наших; пойдем ли в глубь Польши кончать наших недругов, или воротимся в
свою Украину с гостинцами домашним и отдохнем от трудов?»
Все, прежде подачи советов, настаивали, чтоб Хмельницкий принял гетманский
титул. Предводитель отвечал им:
«Не стану именоваться гетманом до тех пор, пока тот, кого изберут королем, сам
пожалует меня этим достоинством; а печать гетманскую и клейноты употреблять
буду».
Когда началась рада, Хмельницкий был того мнения, что лучше всего идти в
Украину, послать на сейм депутатов и дожидаться избрания короля. Тогдашния
обстоятельства внушали ему необходимость пользоваться своими успехами осторожно
и умеренно. Идти в глубину Польши, нанести ей удар в самое сердце—казалось делом
чересчур смелым и небезопасным для козачества по последствиям. Оно неминуемо
повлекло бы за собою вмешательство соседних держав, а Хмельницкий еще не изведал,
как они отнесутся к такому перевороту. Уже он заявлял Москве желание иметь
государем московского самодержца; уже, повидимому, в голове его было намечено то
соединение Украины с московскою Русью, которое последовало чрез шесть лет; уже он
убеждал московского царя вместе с козаками воевать Речь-Поеполитую: но Москва не
дала ему ни малейшей надежды на согласие. Напротив, дружелюбные отношения, в
которых находился тогда, повидимому, московский двор к Польше, скорее вели к тому,
что Москва могла оказать ИИолыпе содействие к укрощению мятежника, тем более
опасного для обеих держав, что он сдружился с крымским ханом. Чтобы ириобресть о
себе доброе мнение царя, Хмельницкий должен был казаться не мятежником и, но
возможности, держаться в пределах законности; он так и повел себя, и пред Москвою