Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974
Шрифт:
Тем не менее, было неверно полагать, как это делали в то время многие полные надежд наблюдатели, что война и аккультурация сработали как некое объединяющее волшебство. Региональные противоречия и различия, особенно между Севером и Югом, оставались глубокими. Также как и этнические чувства. Законы 1920-х годов резко сократили легальную иммиграцию, в результате чего в 1945 году доля лиц иностранного происхождения в Соединенных Штатах составила около 8 процентов. Это был самый низкий показатель за всю историю США двадцатого века. Но нация все ещё была далека от того, чтобы стать плавильным котлом, в котором этнические и религиозные различия слились в общую «американскую» национальность. [32]
32
Рекордно высоким годом переписи населения, родившегося за границей, был 1910-й — 14,7%. Рекордно низким годом переписи был 1970-й, когда процент составил 4,7. См. Ruben Rumbaut, «Passages to America: Perspectives on the New Immigration», в Alan Wolfe, ed., America at Century’s End (Berkeley, 1991), 212ff, for a useful survey.
Религиозные различия, действительно, оставались очень сильными в 1940-х годах. В 1945 году 71,7 миллиона американцев — более половины населения — заявили о своей принадлежности к религиозным группам, из них около 43 миллионов принадлежали к протестантским деноминациям, 23 миллиона — к католическим, и почти 5 миллионов причисляли себя к иудаизму. [33] Эти люди жили во все более светском мире, в котором теологические диктаты имели меньший вес,
33
Данные о религиозной принадлежности в значительной степени зависели от отчетов, представленных самими церквями; они отличались полнотой и должны рассматриваться с осторожностью. Приведенные здесь валовые показатели, включенные в Statistical History, 391–92, вероятно, достаточно точны.
34
Stephen Whitfield, The Culture of the Cold War (Baltimore, 1991), 83–84.
Более того, среди этих религиозных американцев трудно было найти дух экуменизма. В 1940-х и начале 1950-х годов протестантские деноминации все ещё вызывали сильную лояльность. Консервативные евангелические группы стали более активными, образовав в 1947 году Теологическую семинарию Фуллера в Пасадене и воспользовавшись грозными рекрутинговыми талантами таких заклинателей, как молодой Билли Грэм, входивший тогда в консервативное крыло американского протестантизма. [35] Антикатолические чувства оставались сильными. Полемически антикатолическая книга Пола Бланшарда «Американская свобода и католическая власть» (1949) стала бестселлером за шесть месяцев. В ней Бланшард нападал на католическую церковь за её поддержку реакционных правительств, репрессивное отношение к вопросам личной морали и иерархическую организацию, которые, по мнению Бланшарда, по своей сути являются неамериканскими. Особое внимание Бланшарда было приковано к злободневному вопросу о государственной помощи церковно-приходским школам, который Верховный суд поддержал решением 5:4 в 1947 году. [36] Евреи тоже почувствовали на себе укор критики и исключения. Они сталкивались с систематической дискриминацией при поступлении в престижные колледжи, университеты и профессиональные школы, а также при получении должности преподавателя. Неудивительно, что большинство евреев и католиков — многие из них принадлежали к первому и второму поколению иммигрантов — держались, часто с обидой, за свои церкви, синагоги, клубы и кварталы.
35
James Hunter and John Rice, «Unlikely Alliances: The Changing Contours of American Religious Faith», in Wolfe, ed., America at Century’s End, 318–39; George Marsden, «Evangelicals and the Scientific Culture: An Overview», in Michael Lacey, ed., Religion and Twentieth-Century Intellectual Life (Washington, 1989), 23–48.
36
Everson v. Board of Education, 330 U.S. 1 (1947); Diane Ravitch, The Troubled Crusade: American Education, 1945–1980 (New York, 1983), 29–39.
Многие из этих «новых американцев», хотя и были относительно бедны к концу Второй мировой войны, приобрели собственность, которой они дорожили как признаком своей социальной мобильности и которая ещё больше укрепила их приверженность своему району. (В Чикаго уровень владения жильем среди иностранцев был выше, чем в других районах города). [37] Эти и другие американцы первого и второго поколения входили в зачастую совершенно отдельные субкультуры, связанные с районными праздниками, школами, церквями и, прежде всего, с их расширенными семьями. [38] Они ценили свою кухню и манеру одеваться и поддерживали процветающую прессу на иностранных языках. В начале 1940-х годов в Нью-Йорке выходило 237 иноязычных периодических изданий, в Чикаго –96, в Питтсбурге — 38, а в целом по стране — 1000, тираж которых составлял 7 миллионов экземпляров. Примерно 22 миллиона человек, то есть одна седьмая часть населения, заявили в 1940 году переписчикам, что английский не является их родным языком. [39]
37
Arnold Hirsch, Making the Second Ghetto: Race and Housing in Chicago, 1940–1960 (New York, 1983), 185–200.
38
Herbert Gans, The Urban Villagers: Group and Class in the Life of Italian-Americans (New York, 1962), остается классическим изображением послевоенной этнической общины такого рода в Бостоне.
39
Richard Polenberg, One Nation Divisible: Class, Race, and Ethnicity in the United States Since 1938 (New York, 1980), 34–36.
Жизнь чернокожих американцев в конце 1940-х годов, как и жизнь более поздних иммигрантов, в среднем также улучшилась. Отчасти благодаря быстрой механизации производства хлопка в начале 1940-х годов, которая в конечном итоге лишила работы миллионы фермеров, а отчасти благодаря открытию промышленных рабочих мест на Севере во время военного бума, около миллиона чернокожих (наряду с ещё большим количеством белых) переехали с Юга в 1940-х годах. Ещё 1,5 миллиона негров покинули Юг в 1950-х годах. Это была массовая миграция за столь короткий срок — один из самых значительных демографических сдвигов в истории Америки — и зачастую она была мучительно напряженной. [40] Чернокожий писатель Ральф Эллисон писал в 1952 году о полчищах негров, которые «устремились с Юга в оживлённый город, как дикие домкраты в коробке, сорвавшиеся с пружин — так внезапно, что наша походка стала похожа на походку глубоководных ныряльщиков, страдающих от перегибов». [41]
40
Nicholas Lemann, The Promised Land: The Great Black Migration and How It Changed America (New York, 1991).
41
Ralph Ellison, Invisible Man (New York, 1952), 332.
Тем не менее, многие из мигрантов постепенно извлекли для себя небывалые выгоды. За время войны число негров, занятых на производстве, выросло с 500 000 до 1,2 миллиона. Процент чернокожих женщин, работавших в качестве домашней прислуги — до войны это была одна из немногих профессий, которую они могли получить, — за тот же период сократился с 72 до 48. Чернокожие продвинулись и на других фронтах, которые в ретроспективе кажутся незначительными, но в то время представляли собой заметные достижения. В 1944 году чернокожий репортер впервые был допущен на президентскую пресс-конференцию; в 1947 году чернокожие наконец-то получили доступ на пресс-галерею Сената. [42] Отчасти благодаря юридическому давлению со стороны Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP) Верховный суд в 1944 году объявил вне закона «белые праймериз» — уловку, которая позволяла штатам Юга исключать чернокожих из всех важных первичных выборов демократов. [43]
42
Harvard Sitkoff, The Struggle for Black Equality, 1954–1992 (New York, 1993), 3–19; Manning Marable, Race, Reform, and Rebellion: The Second Reconstruction in Black America, 1945–1990 (Jackson, 1991), 13–39; David Goldfield, Black, White, and Southern: Race Relations and Southern Culture, 1940 to the Present (Baton Rouge, 1990), 45–62; and William Harris, The Harder We Run: Black Workers Since the Civil War (New York, 1982), 123–89, Это четыре из многих книг, частично посвященных послевоенным расовым отношениям. См. также James Jones, Bad Blood: The Tuskegee Experiment, a Tragedy of Race and Medicine (New York, 1981), особенно вопиющую историю расистской науки.
43
Smith v. Allwright, 321 U.S. 649 (1944).
44
Morgan v. Virginia, 328 U.S. 373 (1946).
45
Jules Tygiel, Baseball’s Great Experiment: Jackie Robinson and His Legacy (New York, 1983). В период с 1934 по 1945 год чернокожим не разрешалось играть в Национальной футбольной лиге. После этого они были вновь допущены (в очень небольшом количестве), в основном из-за конкуренции со стороны новообразованной Всеамериканской футбольной конференции, которая подписала двух чернокожих игроков в 1946 году и ещё пятерых в 1947 году. В Национальной баскетбольной лиге (Ассоциация после 1950 года) с 1946 года играл один чернокожий игрок, но в остальном она открыла свои ворота только в 1950 году. См. Arthur Ashe, Jr., A Hard Road to Glory: A History of the African-American Athlete Since 1946 (New York, 1988); and Richard Davies, America’s Obsession: Sports and Society Since 1945 (Ft. Worth, 1994), 35–62.
Многие из этих изменений произошли потому, что их потребовали сами чернокожие. Ещё в 1941 году А. Филип Рэндольф, глава негритянского профсоюза носильщиков спальных вагонов, пригрозил «маршем на Вашингтон», если федеральное правительство не предпримет мер против разгула дискриминации в вооруженных силах и при найме на работу по государственному контракту. Чтобы предотвратить марш, президент Рузвельт уступил и издал указ, запрещающий подобное обращение. Он также создал Комиссию по справедливой практике трудоустройства (FEPC) для контроля над ситуацией. Указ был широко распространен, но смелость Рэндольфа, тем не менее, побудила чернокожих к дальнейшим протестам. «Питтсбургский курьер», ведущая чернокожая газета, требовала «двойного V» во время войны, победы над фашизмом и империализмом за рубежом и над расизмом дома. Лидеры движения за гражданские права понимали, что рядовые чернокожие становятся все более беспокойными и озлобленными. Рой Уилкинс, лидер NAACP, в 1942 году писал одному из активистов: «Это очевидный факт, что ни один негритянский лидер, имеющий свой электорат, не может сегодня предстать перед своими членами и попросить полной поддержки войны в свете той атмосферы, которую создало правительство». [46] Волна протеста действительно росла: членство в NAACP, безусловно, самой важной организации по защите гражданских прав, за время войны увеличилось с 50 000 до 450 000 человек.
46
Walter Jackson, Gunnar Myrdal and America’s Conscience: Social Engineering and Racial Liberalism, 1938–1987 (Chapel Hill, 1990), 235.
Изучавшие «негритянскую проблему» в начале 1940-х годов возлагали большие надежды на потенциал этой волны. Особенно это чувство охватило ученых, сотрудничавших с Гуннаром Мюрдалем, шведским социологом, опубликовавшим в 1944 году «Американскую дилемму». Это было получившее широкую известность исследование расовых отношений в Соединенных Штатах, опубликованное на сайте. «Дилемма», по мнению Мюрдаля, проистекает из исторического конфликта между «американским кредо» демократии и равенства и реальностью расовой несправедливости. Мирдаль убедительно доказал силу этой несправедливости, определив «порочный круг» предрассудков и дискриминации, жертвами которого стали чернокожие жители Соединенных Штатов. Однако он верил в американские идеалы и с оптимизмом смотрел в будущее. Негры, утверждал он, больше не могут рассматриваться как «терпеливое, покорное большинство. Они будут постоянно становиться все менее „приспособленными“. Они будут организовываться для защиты и нападения. Они будут становиться все более и более громогласными». Белые, добавил он, несомненно, будут сопротивляться переменам. «Белый человек может унизить негра; он может помешать его амбициям; он может уморить его голодом». Но у белых «не хватит моральной стойкости, чтобы сделать порабощение негра законным и одобренным обществом. Против этого выступают не только Конституция и законы, которые можно изменить, но и американское кредо, прочно укоренившееся в сердцах американцев». Со времен Реконструкции, — писал Мюрдаль, — «не было больше оснований ожидать фундаментальных изменений в расовых отношениях в Америке, изменений, которые повлекут за собой развитие в сторону американских идеалов». [47]
47
Gunnar Myrdal, An American Dilemma: The Negro Problem and American Democracy (New York, 1944), lxi; Jackson, Gunnar Myrdal and America’s Conscience, 161–73, 197–201.
Оглядываясь назад, можно понять, что «Американская дилемма» имела свои недостатки как анализ. Прежде всего, Мюрдаль и его соавторы были слишком позитивны, слишком оптимистичны в отношении потенциала «американского кредо». Оказалось, что белые расовые предрассудки и структурная дискриминация обладают огромной силой. Во-вторых, Мирдаль предполагал, что белые возглавят процесс перемен: как и большинство людей 1940-х годов, он недооценил ярость и решимость чернокожих, которые стремились взять дело в свои руки. Как восклицал чернокожий герой Эллисона в романе «Человек-невидимка», «ты страдаешь от необходимости убедить себя, что ты существуешь в реальном мире, что ты часть всех звуков и страданий, и ты бьешь кулаками, проклинаешь и клянешься, чтобы они [белые] узнали тебя». [48] В 1940-е годы это происходило нечасто, но в 1960-е годы, когда сторонники «чёрной силы» вытеснили белых из движения за гражданские права, это произошло.
48
Ellison, Invisible Man, 7–8.
Мюрдаль также принял традиционно нелестные взгляды на афроамериканскую культуру. «Практически во всех своих отклонениях, — писал он, — культура американских негров не является чем-то независимым от общей американской культуры Она представляет собой искаженное развитие или патологическое состояние общей американской культуры». В «Американской дилемме» выражалось сожаление по поводу «высокого уровня негритянской преступности», а также «суеверия, личностных трудностей и других характерных черт, которые в основном являются формами социальной патологии». Мюрдаль заключил: «Американским неграм как отдельным людям и как группе выгодно ассимилироваться в американской культуре, приобрести черты, которые ценятся доминирующими белыми американцами». [49]
49
Myrdal, American Dilemma, 928–29; Jackson, Gunner Myrdal and America’s Conscience, 170, 225–26.