Бородинское поле
Шрифт:
– Ну вот, события продолжаются.
– И затем к Думбадзе: -
Устрой санинструктора Александру Васильевну. А Колю-
Николая мы определили в помощники к Чумаеву. Словом,
позаботься. Я - на КП. Пошли, комиссар.
– Привыкайте, это не так страшно, - улыбнулся
Брусничкин Саше, уходя следом за Макаровым, и потрепал
Колю по волосам.
Леонид Викторович неспроста сказал последнюю фразу:
он действительно поборол что-то в себе за эти несколько
Произошло это у Багратионовых флешей, когда на КП полка
пошел фашистский танк. Именно тогда в Брусничкине
произошел внутренний перелом. В нем появилась
уверенность, и не показная, внешняя, а естественная,
осознанная; чувство страха притупилось, заглохло. Он
обвыкся. И теперь советовал Саше привыкать, зная по
собственному опыту, как важно привыкнуть к опасности и
преодолеть в себе постоянное чувство неуверенности и страха.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Заседание Политбюро и Государственного Комитета
Обороны затянулось. Сначала был обычный доклад о
положении на фронтах. Оперативную обстановку, докладывал
заместитель начальника Генштаба генерал Василевский.
Главное внимание докладчика и всех присутствующих было
приковано к битве за Москву. Положение продолжало
оставаться крайне напряженным, если не сказать критическим.
Было очевидно, что Бок бросает в бой последние резервы, и
принцип "любой ценой" стал для него священной заповедью,
своего рода девизом. Бои на подступах к столице не
прекращались ни днем, ни ночью.
Не сумев с ходу овладеть Тулой, Гудериан повел свои
танки в обход, на Венев и Каширу. Тула оказалась в
полукольце, и Гудериан уже не ломился в ее ворота, он рвался
к Москве с юга, будучи уверенным в том, что с падением
Москвы защитники Тулы сами выбросят белый флаг.
Однако самое угрожающее положение складывалось не
здесь, а на западных подступах к столице в полосах 5-й и 16-й
армий Западного фронта и 30-й армии Калининского фронта.
Особенно жестокий нажим немцы предприняли восточнее
Можайска и западнее Волоколамска. Сталин требовал
подробного доклада о положении на этом участке. Его
тяжелый сосредоточенный взгляд был прикован к карте. Он
слушал сообщение Василевского молча. Но когда Александр
Михайлович сказал, что полученные из резерва Ставки
мотострелковую дивизию и танковую бригаду Жуков отдал
Говорову и они уже вступили в бой, Сталин, ткнув мундштуком
трубки в карту, порывисто спросил:
– И что? Остановлены немцы здесь, на автостраде?
– Да, остановлены, - спокойным, уверенным
ответил Василевский, - но обстановка по-прежнему остается
напряженной. Противник многократно превосходит. .
– А каково положение на левом фланге у Говорова? Где
сейчас дивизия Полосухина? - перебил Сталин. Его, как и
командарма пятой, тоже беспокоила немецкая стрела,
нацеленная на Кубинку с юга.
– Здесь сегодня тридцать вторая дивизия полковника
Полосухина, - ответил Василевский, - нанесла контрудар в
направлении деревень Выглядовка, Болдино, Якшино, Хомяки
и Ястребово. Только что получено сообщение, что полк майора
Спасского при поддержке зенитной, противотанковой и
реактивной артиллерии занял деревню Якшино и развивает
наступление на Болдино и Выглядовку.
Сталин отошел от стола, наклоняя голову и глядя под
ноги, сделал несколько шагов по кабинету, затем остановился
и заметил, одобрительно кивая:
– Правильно делает Говоров. Надо контратаковать.
Немцы выдыхаются. Их резервы на исходе. Между прочим, где
сейчас пятидесятая дивизия?
– Мы направляем ее Западному фронту, - ответил
Василевский.
– Надо поторопить с отправкой. И отдать ее Говорову.
–
Голос его звучал глухо.
Сообщение Василевского о том, что немцам удалось в
полосе 16-й армии занять несколько деревень и затем,
форсировав Рузу, овладеть станцией Волоколамск, произвело
на Сталина удручающее впечатление.
– А что Панфилов?
– резко сорвалось у него.
– На станцию Волоколамск кроме пехоты противник
бросил больше сотни танков, - ответил Василевский, стараясь,
если не оправдать, то хотя бы объяснить отход дивизии
генерала Панфилова под натиском превосходящих сил врага.
Сталин больше не делал никаких замечаний. Он молча
ходил по кабинету и тяжело дышал, угрюмо насупившись, что-
то обдумывал.
Вопросов было много, но главный, из которого вытекали
все другие вопросы, - оборона Москвы. Заседание затянулось
за полночь. Когда члены Политбюро покинули его кабинет,
Сталин нажал кнопку звонка, и на пороге кабинета тотчас же
появился Поскребышев.
– Соедините меня с Рокоссовским, - не поворачивая
головы и не отрывая глаз от карты, приказал Сталин.
– Есть, - тихо ответил Поскребышев и, пройдя через
кабинет, скрылся в комнате связи.
Спустя несколько минут он доложил, что командарм 16
на проводе. Сталин не спеша прошел в комнату связи, взял