Бородинское поле
Шрифт:
Первое, на что обратил внимание Говоров, был тоскливый
страх в глазах пленного. Неподвижное остроносое лицо его
было бледным, блуждающий взгляд ждал первого вопроса.
Говоров небрежно и неторопливо осмотрел Гальвица и жестом
предложил сесть. Гальвиц вежливым кивком поблагодарил
генерала и тихо опустился на стул, уставив на Говорова
покорный взгляд.
– Где вас взяли в плен? - были первые слова
командарма, сказанные по-немецки.
Леонид
деталь, кажется, обрадовала Гальвица, что-то
обнадеживающее вспыхнуло в его глазах и в тот же миг
погасло. Гальвиц знал русский язык, но решил это скрыть. Он
заговорил по-немецки осторожно и тягуче:
– Я был пленен, господин генерал, в пути, когда ехал из
штаба девятого корпуса в штаб четвертой танковой армии.
Ваши разведчики или передовые части внезапно атаковали
нас... Это было так неожиданно. - Он подернул плечами и
прикрыл на миг затуманенные глаза.
– Что вы делали в девятом корпусе и с каким заданием
ехали в штаб генерала Гёпнера? - на этот раз спросил
командарм через переводчика.
– Я военный историк, что-то вроде летописца. Я не
солдат и не сделал ни одного выстрела. Я прикомандирован к
штабу фельдмаршала фон Бока, - холодным и вежливым
голосом ответил Гальвиц и, скривив тонкие губы в ядовитой
улыбке, прибавил: - Теперь уже фон Клюге. Вам, очевидно,
известно, господин генерал, что Гитлер отстранил от
должностей фельдмаршалов Браухича, Бока, Рунштедта и
Лееба. Он назначил себя главнокомандующим.
Это мы знаем, - перебил его Говоров, а про себя
заметил, что Гальвиц в отличие от других военнопленных
говорит просто Гитлер, а не фюрер.
– Продолжайте отвечать на
вопрос.
– Восьмого декабря Гитлер отдал приказ войскам перейти
к обороне. Строить несколько оборонительных линий в
глубину. Ваше контрнаступление создало тяжелую ситуацию
на участке четвертой танковой армии, и генерал Гёпнер отдал
приказ на отвод своих войск.
Это была неожиданная новость, и Говоров переспросил:
– Откуда у вас такие сведения?
– Вы можете мне верить, господин генерал, эти сведения
вполне достоверны.
– Гальвиц смело встретил недоверчивый
взгляд командарма, он уже несколько успокоился, покорясь
чужой воле, и вел себя непринужденно.
– Так все же зачем вы ехали в штаб четвертой танковой?
–
напомнил Говоров с небрежной отчужденностью.
– Я не хотел оставаться в войсках, которым неприятель
создал угрозу окружения. Я имею в виду девятый корпус.
– Хотели
язвительно воскликнул Говоров.
– Ирония судьбы, - с грустью отозвался Гальвиц и, не
дожидаясь последующих вопросов, прибавил: - Впрочем, у
меня нет претензий к судьбе. А потом - рано или поздно это
должно было случиться.
– Вы давно пришли к такому выводу? Или это... инстинкт
самозащиты?
Гальвиц уловил в вопросе генерала скрытую иронию.
Глаза его сделались непроницаемыми, он облизал сухие губы
и, как человек, у которого задели самолюбие, заговорил
отрывисто и с усилием:
– Вы можете меня расстрелять, господин генерал.
Смерти я не боюсь. И если мне хочется остаться в живых, то
только затем, чтоб убедиться в своих предположениях о
будущем. Хотел бы я знать: чем кончится безумная затея
Гитлера, что станет с моим народом и отечеством? А что
касается вашего вопроса о том, когда я прозрел, то буду
откровенен: в эти жуткие месяцы сражения под Москвой.
– И как вы представляете это будущее? - с некоторым
любопытством спросил Говоров.
– Ваше неожиданное наступление создало в нашей
армии и в верховном командовании нечто подобное шоку. Оно
ошеломило, повергло солдат и офицеров в уныние. Дух армии
упал, а следовательно, подорвана вера. И все понимают, что
повинны в этом не Браухич и Бок.
Говоров перебил его неожиданным вопросом:
– А почему Гитлер и вообще фашисты ненавидят славян?
Мне кажется, славяне никогда не нападали на немцев и не
угрожали им.
– Это в общем так, все верно. Но славяне
многочисленны. Они - непосредственный сосед германцев и
владеют огромной территорией с несметными природными
богатствами, чего не хватает немцам...
– Жизненного пространства, - презрительно усмехнулся
Говоров и тут же спросил: - Ну а евреев? Они же не столь
многочисленны, как славяне.
– Там другая причина, - ответил Гальвиц. - Гитлер
ненавидит их как своих конкурентов. Ведь они считают себя
особой, богом избранной нацией и тоже претендуют на
мировое господство.
– Вы нацист? - Говоров испытующе уставился на
Гальвица.
– Формально я состою, в партии, но по убеждению - нет.
– А вы не считаете, что вы изменили своему фюреру и
Германии?
Вопрос этот, видно, несколько смутил доктора истории.
Лицо его невольно зарделось, губы задрожали в жалкой
улыбке. Ответил, выплевывая жеваные слова: