Бородинское поле
Шрифт:
– Я никогда не был поклонником Гитлера и никогда не
ставил знака равенства между ним и отечеством.
Чувствуя себя уязвленным и подавленным, он опустил
глаза и склонил голову. Он понимал свое положение и, надо
думать, жестоко страдал. Не меняя позы и не поднимая
головы, он произнес тихо и с чувством:
– Прошу вас поверить в искренность моих слов.
Леонид Александрович, внимательно наблюдая за
Гальвицем, задавал себе вопрос:
играет, спасая свою шкуру? Решил: пожалуй, искренне. После
долгой паузы спросил по-немецки:
– А скажите, герр доктор, среди офицеров и генералов
рейха есть такие, которые смотрят на события вот так же, как
вы, то есть разделяют ваши взгляды?
Гальвиц устало поднял голову, медленно и задумчиво
посмотрел в пространство. Ответил тихо и грустно:
– К сожалению, немного. Но после этого поражения их
становится больше. С каждым днем. И генералов, и офицеров.
Начинают думать. В частности, генерал-полковник Гёпнер. Я
его хорошо знаю.
– И что же, по-вашему, командующий танковой армией,
любимчик Гитлера, не верит в победу? Делает дело, в которое
не верит?.. Я так вас понял?
– Не совсем так, господин генерал. Гёпнер не верит в
военный талант Гитлера.
Говоров знаком приказал увести пленного. Затягивать
разговор не было времени и смысла. Затем с членом Военного
совета и начальником штаба армии они обсуждали положение
в свете того, что сообщил Гальвиц. Да, в результате нашего
наступления, стремительного форсирования Москвы-реки и
овладения Колюбакино над девятым армейским корпусом
фашистов нависла угроза полного окружения. Немцы это
понимают. Видно, не очень считаются с категорическим
приказом фюрера оборонять каждый метр, если командующий
четвертой танковой армией генерал-полковник Гёпнер отдал
приказ на отход. Возможно, с разрешения Клюге или самого
Гитлера.
Говоров пригласил к себе начальника разведки. Сведения
Гальвица об отходе четвертой танковой подтверждались. Надо
бы сообщить об этом в штаб фронта. Но прежде надо быть
уверенным в достоверности сведений о приказе Гёпнера.
Гальвиц внушал ему доверие, но он мог быть плохо
информирован. Говоров позвонил генерал-майору Орлову -
командиру мотострелковой дивизии, наступавшей на главном
направлении. Тот доложил, что дивизия ведет ночной бой,
медленно продвигаясь вперед: на всех участках противник
оказывает серьезное сопротивление.
Только закончил разговор с Орловым, как позвонил его
сосед - генерал-майор
дивизии. Полки Лебеденко также продвигались с боями.
Противник на отдельных участках бежит, бросая технику и
оружие. Есть пленные.
Далеко за полночь командарм позвонил начальнику
штаба фронта, доложил обстановку и сообщил о приказе
генерала Гёпнера. Василий Данилович Соколовский сказал,
что штаб фронта уже имеет эти сведения, и тут же предъявил
свои претензии: командование фронта считает, что темп
наступления пятой армии слишком замедлен. Генерал Жуков
недоволен и спрашивает: почему до сих пор не введен в бой
кавалерийский корпус Доватора?
Говоров сказал, что наступление кавкорпуса намечено на
завтра, и, вспомнив, что сейчас уже глубокая ночь,
поправился: точнее, уже сегодня. Потом вместе с членом
Военного совета и начальником штаба армии, склонясь над
оперативной картой, обсуждали положение дел в секторе
своей армии.
Усталость брала свое, сон одолевал, и, порешив все
первостепенные вопросы, командарм позволил себе часок-
другой вздремнуть. Но как только голова его коснулась
подушки, Леонид Александрович понял, что сразу не сможет
уснуть, что тот сон, который атаковал его полчаса назад,
теперь отступил, а на смену ему подкрались подстерегавшие
его мысли о недавнем разговоре с немецким доктором
истории. Казалось, ничего такого особенного не услышал он от
Гальвица, и мысли его не были новы для Говорова, но то, что
он слышал их из уст врага, немца, фашиста, беспокойно
отзывалось в душе и наводило на размышления. Сила духа,
нравственное превосходство - вот главный фактор в победе.
Размышляя об историческом прошлом своего народа, о
героических традициях, Леонид Александрович вдруг нашел
образное сравнение: история нации - это все равно что корни
дерева. Чем глубже и сильней эти корни, тем могущественней
дерево, ибо корни его питают. Подруби корни - дерево зачахнет
и в конце концов погибнет.
Мысли плыли все медленней и спокойней. Возвращался
сон... Но мысли не гасли, уплывали куда-то на правый фланг
армии, где наступали две стрелковые дивизии, перерезав
железную дорогу Кубинка - Истра, и где завтра, то есть
сегодня, 13 декабря, им на подмогу придут гвардейцы-
кавалеристы. Под покровом ночи они уже выходят на исходный
рубеж - на восточный берег скованной льдом Москвы-реки.