Бородинское поле
Шрифт:
единый гул, продолжительный и зловещий. Десятки снежных
султанов взвились в воздухе над двумя идущими в атаку
ротами. Роты исчезли. По крайней мере, так показалось
Гуттену в тот момент, когда после умолкнувшего зловещего
взрыва он посмотрел на поле. Снежные брызги, падая,
сверкали в солнечных лучах там, где еще минуту тому назад
так непростительно медленно шли в наступление две роты
вслед за ушедшими вперед танками и ротой солдат.
Исчезновение
Кольб. Неподвижное плоское лицо его сделалось мертвенно-
бледным, блуждающие глаза выражали испуг, недоумение и
немой вопрос. Полковник стоял выпрямившись, он хорошо
владел собой. Сказал твердо и уверенно:
– Русская реактивная артиллерия.
Для него, как и для Кольба, это было первое знакомство
с прославленной "катюшей". Залп наших PC накрыл
атакующего противника. Но вражеские солдаты не исчезли, как
это вначале почудилось полковнику и его адъютанту. Они
просто попадали в снег, многие замертво, и сверху их
прикрыла поднятая взрывом снежная пороша. Лишь направив
стереотрубу на то место, куда легли снаряды "катюши",
полковник увидел, как офицеры пытаются поднять солдат и
заставить их продолжать атаку. Чутье бывалого воина
подсказывало Гуттену, что атака захлебнулась и ушедшие
вперед девять танков с ротой пехоты едва ли сумеют вернуть
утерянную ночью позицию, но он никак не хотел смириться с
тем, что эту позицию уже невозможно вернуть. Идея поднять
свой полк в атаку становилась навязчивой. Он твердо верил,
что его полк при поддержке девяти танков сумеет выбить
русских из окопов и обратит их в бегство, подобно тому, как они
прошедшей ночью обратили в бегство немецкий полк. Он
приказал Кольбу соединить его с командиром дивизии. Он
доложит обстановку и предложит свое решение - поддержать
атаку. Генерал поймет и разрешит.
Кольб долго не мог дозвониться до штаба дивизии. А
события тем временем развивались стремительно и круто.
Наблюдая за полем боя, полковник видел, как достигший
русских позиций головной немецкий танк загорелся, как потом
откуда-то, точно из-под земли, взмыли советские штурмовики.
Они прошли на бреющем полете над танками с востока на
запад, с грохотом и свистящим гулом пронеслись над
наблюдательным пунктом Гуттена, вынудив денщика
инстинктивно съежиться и пригнуться, что вызвало
презрительную усмешку лейтенанта. Когда самолеты скрылись
за темно-серой кромкой дальнего леса, полковник опять
посмотрел в стереотрубу и увидал уже не
горящих танка. Два танка повернули назад, а сопровождавшая
их рота врассыпную побежала обратно. Какое-то странное,
непонятное движение происходило и там, где под залпом
"катюш" залегли две роты немецких солдат. Не вставая с
земли, они шевелились, суетились, но не шли ни вперед, ни
назад. Теперь Гуттен понял, почему генерал не разрешил его
полку атаковать: не было шансов на успех. А лейтенант все
еще названивал в штаб дивизии, пока полковник не сказал
мягко и вежливо:
– Хватит, Кольб, оставьте их в покое.
– Наверное, линия повреждена, - решил лейтенант и
отошел от телефона.
– Вероятно, - согласился полковник негромко и вяло. Он
уже пожалел, что пошел на НП, но возвращаться сейчас на КП
было небезопасно. Не приказал, а вежливо попросил
адъютанта: - Соедините меня с первым батальоном.
Когда к телефону подошел комбат, полковник попросил
доложить обстановку.
– На левом фланге, господин полковник, наступают наши
танки с пехотой, - начал комбат сиплым деревянным голосом.
– Вернее, отступают, - грубо перебил его командир полка.
– Именно так, господин полковник. Четыре наших танка
горят. Еще два, кажется, повреждены.
– Это я вижу, - опять нетерпеливо перебил полковник.
–
Что у вас происходит на правом фланге?
Гуттену не довелось услышать ответ командира первого
батальона. Все, что запомнилось ему в этот миг:
оглушительный треск, от которого, казалось, лопнули ушные
перепонки, и волна горячего воздуха, ударившего в лицо и
грудь, да так сильно, что он не устоял на ногах и, отброшенный
в сторону, прижался к стене блиндажа. В первый момент он не
ощутил боли. Совершенно не почувствовал. Он силился
понять, что произошло, и первое, на что обратил внимание,
была телефонная трубка с оборванным шнуром, которую он
продолжал держать в руке. Эта телефонная трубка с
болтавшимся проводом, такая нелепая, бессмысленно-
ненужная, сразу вернула его к действительности. Стало ясно
все, что случилось. Он с отвращением швырнул телефонную
трубку и в этот же самый момент ощутил острую, колющую
боль в области правого бедра. От нестерпимой боли, которой
ему никогда в жизни не приходилось испытывать, полковник
прикусил нижнюю губу, чтоб только не вскрикнуть, и закрыл
глаза. Острая боль, казалось, на какое-то время ослабла,