Бородинское поле
Шрифт:
выражения лица и глаз Попова. Карие глаза его были
суровыми, а лицо, смуглое, с мясистым утиным носом, - по-
детски добродушным. Брусничкину показалось, что это
закаленный в боях воин. Но потом выяснилось, что политбоец
Попов на фронте всего-то третий день, работал он на
московском заводе "Серп и молот". На фронт просился много
раз, еще когда формировалось ополчение, но его не отпускали:
нужный был на заводе человек. И он в течение
готовил себе замену. И подготовил. Когда жена его, Степанида
Никифоровна, заняла место мужа и делом доказала, что она
будет справляться не хуже своего Григорьича, директор и
секретарь парткома согласились отпустить Попова на фронт.
Попов говорил о себе неторопливо, но кратко, нехотя
выдавливал скупые слова, даже не сказал: что на заводе был
членом парткома. И Брусничкин подумал: рабочий-то он,
видно, хороший, но как в бою поведет себя? Сам не обстрелян,
а другим должен пример подавать. И сорвалось у него совсем
помимо воли:
– Значит, пороху не пришлось понюхать.
– И, чтоб немного
смягчить эти слова и не обидеть политбойца, прибавил: - Это
ничего, быстро обвыкнетесь.
Леонид Викторович нарочно ввернул слово
"обвыкнетесь".
– Постараемся, товарищ комиссар, - все так же просто
ответил Попов и добавил: - А что касается пороху, так я его в
гражданскую досыта нанюхался.
– Вот как! Где же?
– На Урале. Каширин нами командовал. А потом Блюхер.
Тридцатая дивизия. Помните песню: "Вдоль голубых Уральских
гор, в боях Чингарской переправы..." Это про нашу, тридцатую.
В боях за Крым меня ранили осколком снаряда.
И замолчал. Брусничкин сразу прикинул в уме, в какую
батарею направить политбойца Попова. Решил: к Думчеву.
Потом поднял вопросительный взгляд на другого бойца. Тот
был в поношенном полушубке военного покроя. Лицо
грубоватое, взгляд решительный. Произвел впечатление
бывалого солдата, представился по-военному:
– Ефрейтор Буланов. На фронте с начала войны. Был
ранен под Смоленском. Лежал в госпитале в Свердловске.
Потом работал малость. А теперь вот сам попросился на
фронт, потому как рана зажила и я здоров окончательно. В
партии состою с тридцать восьмого года.
– В каких войсках служили? - поинтересовался Леонид
Викторович.
– Артиллерист. Был заряжающим. Могу и за наводчика.
Третьего политбойца звали Валерием Черноглазовым.
Это был худенький паренек, в прошлом секретарь комитета
комсомола. До последнего времени работал в столичной
милиции.
понравился: общительный, задорный, такой сумеет быстро
найти с бойцами общий язык. Черноглазов увлекательно
рассказывал, как они в Москве в тревожные дни октября -
ноября ловили фашистских лазутчиков, паникеров,
провокаторов и спекулянтов. Его слушали с интересом, пока не
нагнали три автомашины. Впереди в снежной замети буксовал
пятитонный грузовик со снарядами, преградив путь шедшим за
ним полуторке с продуктами и санитарному фургону. Чумаев,
свернул на обочину и, обогнав машины, остановил лошадь,
сказав с удивлением.
– Так это ж наша машина, товарищ старший батальонный
комиссар, со снарядами.
Брусничкин слез с саней. К нему подошел знакомый
старшина - лицо потное, усталое, в руках лопата. Виновато
доложил:
– Застряли, товарищ комиссар. Больше часа волыним, а
там наши ждут снаряды.
– А у нас из-за них люди без харчей сидят. Мы б на своей
полуторке в два счета проскочили, - по-петушиному ввернул
шустро подбежавший лейтенант, который до этого сидел в
кабине и наблюдал, как старшина с тремя шоферами
расчищают дорогу. Брусничкин был в полушубке, и лейтенант
не знал, в каком звании этот незнакомый начальник.
– Чем ругаться, вы бы лучше помогли дорогу расчистить,
– зло пробурчал старшина в сторону лейтенанта.
– А вы не указывайте и не учите меня, - прикрикнул
лейтенант на старшину.
– Вести себя не умеете со старшими.
Брусничкин отозвал лейтенанта в сторону, потребовал
предъявить документы, а потом сказал:
– Вы, лейтенант, не научились вести себя с младшими по
званию. Старшина прав: почему вы не помогаете расчищать
дорогу? Изображаете из себя барчука.
– На всех лопат не хватает, - оправдывался лейтенант.
–
Да разве ее расчистишь? Тут надо бы под колеса чего-нибудь
подложить.
– Так в чем же дело? Пойдите в лес, нарубите лапника, -
подсказал Брусничкин.
– Без топора как его нарубишь?
– Наломайте.
– Есть топор, - отозвался водитель первой машины.
Леонида Викторовича огорчало, что машина в со
снарядами задержалась в пути. И вспомнился Брусничкину тот
день, когда он был послан командующим Говоровым выяснить
обстановку в дивизионе Князева, окруженном немцами.
Нехорошо он тогда поступил с Князевым. Тот разговор он