Бородинское поле
Шрифт:
умолкла, но тишина не воцарилась: справа и слева со все
возрастающей силой продолжалась ружейно-пулеметная
пальба, и Кольб понял, что это первый и второй батальоны
вступили в бой с наступающим неприятелем. В сознании
мелькнул вопрос полковника: "А мой полк?", который
лейтенант не удостоил ответом. Хотел сейчас сказать, что полк
ведет бой с наступающими русскими, но вместо этого сказал
громко и отчаянно, не поворачиваясь лицом к полковнику:
–
наблюдательный пункт. .
Он не закончил фразу. Его напряженное внимание было
направлено на танк, шедший с востока по тому же пути, по
которому только что прошли два других танка, прикрывавших
отступление пехоты. В первый момент лейтенанту показалось,
что это советский танк, и тогда он сказал о ловушке. Но потом,
когда танк подошел поближе, он понял свою ошибку: это был
немецкий танк. Он шел медленно, с короткими остановками:
видно, что-то не ладилось с мотором. Он напомнил Кольбу
того прихрамывающего солдата, который замыкал колонну
отступающих.
– Надо бы похоронить погибших, - сказал Гуттен, с
грустью глядя на лежащие тут же трупы ефрейтора и солдата.
Кольб посмотрел сначала на полковника, затем
скользнул по трупам взглядом, преисполненным холодного
презрения, и сказал, имея в виду не столько Гуттена, сколько
себя: - Мой полковник, сейчас самое время позаботиться о
живых.
На приход санитаров, а тем более врача Кольб не очень
надеялся - нужно было искать какой-то другой выход. Когда
танк поравнялся с НП - до него было метров двести - и сделал
очередную остановку, Кольб выбежал из разрушенного
блиндажа и, замахав руками, устремился к танку, рассчитывая
на его помощь. Он был радостно изумлен, когда увидел, как
быстро откликнулись танкисты на его зов.
– Какие молодцы!
– вслух подумал Кольб и остановился.
Но танкисты почему-то побежали не к поджидавшему их
лейтенанту, а в сторону села. Кольб был ошеломлен и
потрясен таким вероломством. Поступок танкистов не
укладывался в его сознании. Задыхаясь от обуревавшего его
гнева, он кричал:
– Свиньи! Предатели! Крысы!..
Он не понимал происходящего. Бросить танк и бежать?!
Он допускал всякое: неполадки в механизмах или, возможно,
кончилось горючее. Но зачем же бросать стальную крепость и
бежать словно крысы с тонущего корабля? И не где-нибудь за
линией переднего края, на "ничейной земле", а в
расположении своих войск. В ярости Кольб выхватил из кобуры
пистолет и дважды, не целясь,
не причинив им никакого вреда. Да он и не хотел их убивать.
Просто ему нужно было дать выход охватившему его гневу,
который порождал хаос в мыслях. И только появление
советских танков на стыке первого и второго батальонов
вернуло его к действительности и многое прояснило.
Состояние невозмутимого оптимизма и уверенности
сменилось животным страхом. Он вдруг представил себе, как
эти русские танки раздавят его, лейтенанта Кольба, вместе с
полковником, Гуттеном. Полковнику, разумеется, все равно - он
обречен. Но он, лейтенант Кольб, чудом уцелевший от взрыва
снаряда, помилованный судьбой, здоровый и невредимый,
почему он должен погибать под вражеским танком, не убив ни
одного коммуниста?.. Это несправедливо, такого не должно
быть! - кричала в нем каждая клетка, и он, гонимый ужасом,
вскочил в блиндаж. Во всем его облике было что-то хищное,
первобытное и в то же время расчетливое. Полковник заметил
это и каким-то особым чутьем понял, что час его пробил. Он
посмотрел на своего адъютанта тепло и мягко, точно просил
прощения, и сказал отчаянно и с чувством:
– Август, дорогой, не оставляй меня.
Кольб понял его слова по-своему: конечно же нельзя
оставлять полковника живым. Он не должен попасть к русским
в плен.
– Да, господин полковник, вы честно исполнили свой долг,
– поспешно проговорил Кольб, вынимая из кобуры пистолет.
– И
я обязан исполнить свой долг перед фюрером.
Холодный и вежливый голос лейтенанта звучал
решительно и твердо. Невозмутимые глаза смотрели в упор, и
полковник увидел в них наглый, беспощадный блеск
трусливого садиста. Густав Гуттен ясно осознал
неотвратимость приговора, он понимал, что уже ничто, никакие
мольбы и тем более угрозы не могут остановить руку убийцы, и
все же сказал с тихой грустью:
– Зачем ты меня спас на Сере, чтобы...
Два выстрела оборвали его на полуслове. Кольб спешил.
Его отчаянный взгляд торопливо и напряженно мерил
расстояние до советских танков и до леса, за которым
располагался второй батальон. "Успею", - лихорадочно решил
он и бросился бежать в сторону леса.
По нему не стреляли, и советские танки не гнались за
ним - они устремились в село, где находился штаб немецкой
дивизии, в тыл полку Гуттена.
Очутившись на опушке леса, Кольб почувствовал себя в