Бородинское поле
Шрифт:
вишнями, обсуждали статью американского социолога Айзека
Азимова, озаглавленную "Женщина 1991 года". Глеб
Трофимович, потрясая газетой, возмущался:
– Это же откровенная проповедь разврата, сексуальных
извращений, распущенности, официальной проституции!
– Что вы говорите? Я не читал этой статьи, - заметил
Никулин.
– Вы утрируете, генерал, - лениво и простодушно
возразил Александр Кириллович Орлов.
– Статья интересная
Леонид Викторович Брусничкин и прибавил: - Откровенная?
Да. Но пора говорить откровенно и на такие интимные темы.
Не надо строить из себя святош. За границей об этом говорят
и делают открыто.
– Любопытно, - отозвался Штучко. - И что же пишет
американец?
– Вот послушайте, - ответил Макаров и прочитал: - "В
конечном итоге возросшая к 1991 году свобода интимных
отношений приведет к более экономному расходованию
половой энергии". А? Как это понимать?
– Что ж тут непонятно - надо экономить во всем, - лукаво
улыбаясь, ответил Штучко.
– А вы знаете, о какой свободе интимных отношений идет
речь? - насупился генерал Макаров. - Послушайте: "Сама
интимная жизнь станет разнообразнее. Сейчас она
ориентирует исключительно на продолжение рода... Когда
материнство утратит свое значение, облегчится и контроль
рождаемости. Будет применяться метод поощрения
наклонностей, которые, во всяком случае, являются
естественными".
– Материнство утратит значение? Так и написано? -
поднял удивленно брови Никулин.
– Черным по белому, - ответил Макаров, - Вас, конечно,
интересует, какова же роль будет отведена женщине, когда ее
избавят от обязанностей материнства? Пожалуйста,
послушайте: "Она соединит с мужчиной свою жизнь на столько
времени, на сколько сама пожелает, и единственно, чего она
потребует взамен, это чтобы он смотрел на их отношения так
же, как она", то есть уходил, когда захочет. Семьи, как таковой,
в нашем примитивном традиционном понятии, нет. Сошлись
на неделю-другую и разошлись.
– А дети, продолжение рода?
– Это Никулин.
– Айзек Азимов предусмотрел: дети инкубаторные.
Родители не знают своих детей, им, неведомо чувство
материнства и отцовства, - ответил Макаров.
– Дети без рода и
племени.
– Нет, простите, я не понимаю! - Снова Никулин.
– Это
всерьез? Что за бред? И какие это наклонности будут
поощряться?
– Те, которые разнообразят интимную жизнь,
освобожденную от продолжения рода, - с негодованием
ответил
– Тут все откровенно и цинично.
– Ну зачем же так?
– возразил лениво Орлов-отец.
– Там
же сказано: наклонности, которые являются естественными.
– Одни их считают естественными, другие - половым
извращением, - беспечно отозвался Штучко и вздохнул.
– Запад предлагает нам свой товар под названием "секс",
– сказал Никулин.
– Вот именно, - подтвердил генерал Макаров.
– Нет, дело не в этом, - энергично заговорил Никулин.
–
Если редакция не согласна с американским автором, то зачем
тогда надо было его печатать? Зачем, для кого и для чего?
– Обменяться мнениями, идеями, поспорить. А в споре
рождается истина, - с видом превосходства сказал Орлов-отец.
– Разве вам, Дмитрий Никанорович, как архитектору, не полезно
поделиться со своими американскими коллегами опытом
градостроительства?
– Это разные вещи, Александр Кириллович, - секс и
градостроительство.
– Я говорю о принципах, - с холодной любезностью
сказал Орлов-отец.
– В архитектуре и градостроительстве, как
мне думается, есть много наболевших вопросов, острых
проблем.
Таким образом Орлов решил разговор о статье Айзека
Азимова увести в сторону, чтоб не касаться пикантных
деталей. И это ему удалось: Глеб Трофимович быстро
переключился на вопрос, который его очень волновал. Он
корил московских архитекторов за то, что в столице безо
всякой надобности уничтожено много исторических памятников
национальной культуры.
– Да, безо всякой надобности, - повторял решительно и
убежденно.
– И вы? Вот не ожидал, - возразил ему Александр
Кириллович Орлов. Большеголовый, грузный, толстогубый, он
говорил медленно, будто делал одолжение, высоко оценивая
каждое слово и каждый жест. На его холеном, полном лице
лежала крепкая печать самоуверенного и преуспевающего
деятеля, а в холодных, карих с желтизной глазах иногда
проскальзывали огоньки беспокойства и тревоги, и эти огоньки
как-то мешали цельности образа, путали впечатление.
– Чего вы не ожидали? - удивленно нахмурился Глеб
Трофимович.
– Есть категория людей среди художников и писателей, -
так же степенно, с паузами начал Александр Кириллович, -
которая, не ведая броду, лезет в воду и кричит на всех
перекрестках: "Караул! Москву уродуют, уничтожают