Бородинское поле
Шрифт:
– Все. Кого еще надо?
– А соседи?
– Какие соседи! Никаких соседей, только мы.
– Ой, как здорово!
– восхищался Коля.
– И ванная, и кухня,
и телефон, и никаких соседей. И в уборную не надо в очереди
стоять.
Теперь у Коли была тоже двухкомнатная квартира со
всеми удобствами. На троих. И все это считалось так
естественно, обычно. И та, предвоенная Москва по сравнению
с сегодняшней представлялась совсем небольшой:
от Лялина переулка - а это все-таки центр - рукой подать.
Новые многоэтажные корпуса жилых домов стремительно и
напористо выходили за окраины старой Москвы, сметая на
своем пути трущобы сараюшек, наступали на пригородные
села, от которых оставались лишь их названия, прочно
закреплялись на просторе, среди зелени лесов, лугов и полей,
и их высоким этажам открывалась необъятная ширь горизонта.
Этой ширью любовался Коля во время работы,
обозревая ее с высоты четырнадцатого или шестнадцатого
этажа строящегося дома. А по воскресным дням его душу
радовали уже готовые, принявшие новоселов, светлые и
чистые здания, образующие целый комплекс микрорайона - с
магазинами, поликлиникой, кинотеатром, детскими садами и
яслями, кафе, парикмахерскими и сберкассами. Любил Коля
работать на городских окраинах, в новых микрорайонах, где
шли комплексные застройки. И хотя не все ему нравилось в
архитектуре и планировке таких комплексов, все ж это лучше,
чем строить отдельный дом по типовому проекту, насильно
втискивая его на освободившееся место среди старых, еще
дореволюционной постройки, домов. Такой дом выглядел
бельмом в глазу, белой вороной, и Коля сердился на
архитекторов: почему б им не спроектировать здание,
соответствующее стилю окружающих строений?
Кооперативный дом, который сейчас строил Коля в
центре Москвы, в тихом переулке, был именно из таких "белых
ворон", и он не доставлял ему особой радости. Хорошо, что
работы подходили к завершению, остались, что называется,
последние мазки, через неделю дом будет сдан и заселен,
Коля со своей бригадой перейдет в район комплексной
застройки. А вообще этот дом вошел в Колину душу занозой
после того, как он поддался на просьбу Ариадны и увеличил
высоту потолка в квартире седьмого этажа на десять
сантиметров за счет квартиры шестого этажа. Он отлично
понимал, что поступил против закона и совести, сделал это
впервые в своей жизни и оттого болезненно мучился. Вообще-
то людям, близко знавшим Николая Фролова, было трудно
понять этот его поступок,
интересов он не преследовал и с Матвеевым никаких дел не
имел и не желал иметь, и конечно же никаких взяток ни от него,
ни от Ариадны не получил.
В характере Николая Фролова прочно сохранилось одно
качество, которое он приобрел мальчишкой на фронте: с
уважением относиться к данному слову. Дал слово - выполни,
пообещал - сделай, чего б это тебе ни стоило. Потому-то он
всегда был осторожен и осмотрителен на разного рода
обещания и, прежде чем ответить "да", тщательно взвешивал
и обдумывал свои возможности и последствия.
На этот раз все произошло как-то стремительно. На
стройплощадке кооперативного дома Ариадна познакомила
его с будущим новоселом Матвеевым - известным дирижером
и вообще славным малым. Матвеев тут же пригласил Ариадну
и Колю на концерт оркестра, которым он дирижировал.
Ариадна с необыкновенным энтузиазмом отнеслась к
предложению и уговорила Колю составить ей компанию. Коля
не горел желанием идти на концерт, но уступил настойчивым
просьбам Ариадны. Когда Ариадна знакомила его с
Матвеевым, прибавив при этом, что это "друг нашей семьи", у
Коли мелькнуло подозрение, что "друг" этот и есть его
соперник.
Подозрение
породило
любопытство,
сопровождаемое легкой ревностью. После концерта вместе с
Матвеевым они зашли поужинать в ресторан Центрального
Дома работников искусств. За столом Матвеев и Ариадна
много острили и вообще вели себя весело, непринужденно;
дирижер был подчеркнуто внимателен к Фролову, а Ариадна
так же демонстративно подчеркивала свою близость с Колей.
Когда подали счет, Коля вынул двадцатипятирублевую купюру,
но Матвеев мягким жестом отстранил его руку, сказав, что он
пригласил, он и угощает, Ариадна же со своей стороны
деликатно и очень задушевно шепнула Коле: "Не обижай
Гришу. Он натура широкая". И Коля спрятал в карман свои
деньги, чувствуя какую-то неловкость. На улице Горького
Матвеев сердечно распрощался с ними, сказав, что ему было
приятно познакомиться с таким симпатичным человеком. Когда
Матвеев ушел, Ариадна сказала Коле, что это большой друг ее
отца, что он много сделал для Павла Павловича, что это
вообще прекраснейший из добрейших, добрейший из