Бородинское поле
Шрифт:
облагородился. Важная персона. Принял меня ласково, как
бывшего своего начальника. Вспомнили зиму сорок первого -
сорок второго, однополчан. Вас он хорошо помнит. Тепло о вас
отзывался.
Брусничкин говорил правду - Сухов и в самом деле
принял его радушно, как это всегда бывает среди однополчан-
ветеранов, но Коля слушал Леонида Викторовича
недоверчиво, с подозрением, ожидая чего-то очень
неприятного.
– Все сейчас
имея в виду дело о десяти сантиметрах.
– Обвиняетесь вы оба
– архитектор и прораб. Но что такое Ариадна для Сухова?
Ничто. То, что она моя жена, дела не меняет. Она для него
обыкновенный, рядовой работник, допустивший служебную
халатность, недосмотр. У него к ней не будет никакого
снисхождения. Другое дело вы, Николай Николаевич. Сухов
вас помнит, знает по фронту и глубоко уважает. Вы для него -
живая и волнующая история, память о его боевой юности. Вас
он в обиду не даст. Вы согласны со мной? Согласны?
Коля смотрел на Брусничкина смело и строго, прямо в
глаза, и взгляд его смущал Леонида Викторовича. Коля хотел
догадаться, куда клонит Брусничкин и что хочет, чего
домогается. Вместо ответа Коля сказал довольно холодно и
сухо: - Я вас слушаю, Леонид Викторович. Продолжайте.
– Мы с Ариадной Павловной пришли к такому мнению,
что лучше будет, если вы все это дело возьмете на себя. Мол,
виноват, бес попутал.
– Имя этого коварного беса?
– со злой иронией перебил
Коля. Он вспомнил тот поздний бурный вечер, проведенный с
Ариадной в квартире ее подруги. Домой он тогда возвратился в
два часа ночи. Брусничкин конечно же знал, где так поздно и с
кем проводила время его жена. Реплика Коли несколько
смутила Брусничкина, но не обескуражила, не вызвала
возможной в подобных случаях заминки. Он ответил быстро и
естественно, словно не понял иронии в реплике Фролова:
– Разумеется, Матвеев. Он попросил вас, вы уважили.
Почему бы не сделать приятное хорошему человеку?
– Вот именно - хорошему, прекраснейшему из добрейших,
добрейшему из талантливых, - вспомнил Коля слова Ариадны.
– Поймите, Николай Николаевич, вы в конце концов
мужчина, человек, прошедший войну. Вам легче будет
пережить эту неприятность, чем женщине. Ариадна Павловна
– человек впечатлительный, легкоранимый. Пожалейте ее.
Ведь вам не будет легче оттого, что вину вы разделите на
двоих, пусть не поровну, но на двоих. Как говорится в народе:
семь бед - один ответ. Она верит вам,
благородство.
– Скажите, Леонид Викторович, - перебил его Коля,
задумчиво щуря глаза, - то, что вы мне предлагаете, исходит
лично от вас или от Ариадны Павловны?
Брусничкин хорошо понял смысл вопроса и в душе
обрадовался: после его ответа Коля должен презирать
Ариадну, между ними все будет кончено. Сказал твердо и без
колебаний:
– Разумеется, это ее просьба, убедительная. Собственно,
она мне поручила сказать вам все, что я сказал.
– А если я не возьму всю вину на себя, если я предпочту
разделить ее вместе с вашей женой во имя справедливости и
изложу народному контролю правду, все как есть на самом
деле, что тогда?
Похоже, что Брусничкин не ожидал подобного оборота
дела и заранее не предусмотрел этого варианта. Он
стушевался и заговорил, заикаясь и путаясь в словах:
– Ну, знаете ли, такого ни я, ни моя жена не ожидали от
вас. Мы всегда вас считали... Для Ариадны Павловны вы
всегда были человеком глубоко порядочным...
– Оставьте о порядочности, не кощунствуйте, - неприятно
поморщившись, оборвал его Коля. В нем закипали священный
гнев и презрение.
– Не вам говорить о порядочности.
Последняя фраза сорвалась с уст Коли помимо его
желания, под напором ярости. Она больно задела самолюбие
Брусничкина, он не мог снести такого грубого оскорбления.
Лицо его сделалось каменным, в стеклянных глазах появился
ледяной блеск, голос приобрел оттенок металла.
– В таком случае, - отчеканил Брусничкин, - Матвеев
защитит честь моей жены. Он покажет, что имел дело только с
вами, Фролов, что Ариадна ничего о вашей сделке не знала.
Он скажет, что обещал солидно вознаградить вас за услугу. Но
только обещал, не собираясь давать вам противозаконной
взятки.
Коля натянуто рассмеялся. Это был горький,
искусственный смех.
– Прекрасно, - проговорил он сквозь смех. - Этого
следовало ожидать. Блестящая концовка романа. Привет
Матвееву и Ариадне. Желаю успеха.
Он резко повернулся и скрылся в толпе. Скрылся от
Брусничкина. А куда скроешься от самого себя, от своей
совести, от позора? Жизнь бросала Николая Фролова в разные
переделки, всякое бывало - и подчиненные подводили, и сам
по неопытности, по горячности делал ошибки, за которые
приходилось расплачиваться выговорами, замечаниями,