Бородинское поле
Шрифт:
главном, чем они жили, что было для них дорого и свято.
Ничего мелкого, второстепенного, какой весомый сгусток
мыслей и чувств! Ведь это обращение ко всем сыновьям,
завещание вам и будущим поколениям. Вдумайтесь, мои
дорогие юные друзья. Вспомните ваших отцов, живых,
здравствующих, и ваши взаимоотношения с ними. Все ли вы
достойны такой нежной отцовской заботы и ласки? Спросите
об этом совесть свою. Я позволю себе ознакомить вас
несколькими документами, написанными кровью горячих
сердец, документами, раскрывающими, обнажающими
советский характер. Главстаршина Вадим Усов, погибший на
Карельском фронте, писал перед боем в завещании родным:
"Родина, дорогая, прими мой скромный дар для блага твоего и
знай, что я, взращенный, вскормленный, вспоенный тобой,
отплатил тебе всем, чем мог. Я, твой сын, тебе был предан до
последнего дыхания и выполнил с чистой душой свой долг
коммуниста и воина. Я умер для того, чтоб ты жила. Я так
горячо любил тебя, Родина, как ненавидел врагов твоих...
Дорогие мамуся, Лялечка, Павлик и Леночка! Не надо горевать
и плакать обо мне, облегчите свое горе мыслью, что я был
верен долгу до конца, своим трудом солдатским, кровью алой
я день победы приближал".
Неистребимая вера в победу, любовь к жизни и
Отечеству были тем духовным, нравственным зарядом, от
которого рождался подвиг. На маленьком клочке бумаги перед
жестоким боем сержант Владимир Назаров торопливо
написал: "Для меня Родина - это все: и жизнь, и любовь, - все,
все. Вот сейчас я вижу, что русского человека не победишь. Он
любит свою Родину, и в этом его непобедимость".
Глеб Трофимович перевернул страничку и, оторвав
взгляд от своих записок, сказал, глядя в зал:
– Родина! Как много вобрало в себя это краткое, гордое и
нежное слово. Сколько в нем человеческой любви, верности,
доброты и тепла. Человек, в чьем сердце живет это священное
понятие - Родина, обладает ценнейшим сокровищем. Человек
без Родины - не человек. Севастопольский матрос Алексей
Калюжный двадцатого декабря сорок первого года писал перед
смертью: "Родина моя! Земля русская! Я, сын Ленинского
комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне
сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим". Паша Савельева
из города Луцка в предсмертной записке из фашистского плена
писала: "Приближается черная, страшная минута! Все тело
изувечено - побиты ноги... Но умираю молча. Страшно умирать
в двадцать два года. Как хочется жить! Во имя жизни будущих
после нас людей, во имя
будь прекрасна, родимая, и прощай. Твоя Паша". И еще,
товарищи, я хотел бы зачитать вам один документ. Двадцать
восьмого июня сорок первого года танкист Александр Голиков
писал жене из поврежденного и окруженного фашистами
танка: "Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока
живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу
прицельным огнем, а я "отдыхаю", с тобой разговариваю...
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы
в саду, яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны
жизнь будет такая же яркая, как эти цветы, и счастливая. За
нее умереть не страшно". Когда читаешь эти огненные, жаркие
документы истории, сердце наполняется великой гордостью за
свой народ, за партию и Советскую власть, за свое Отечество.
Чем измерить величие и красоту духа, высокое благородство и
непреклонную веру, священную любовь к добру и ненависть ко
злу?! Вот он, русский, советский характер, над разгадкой
которого не одно десятилетие мудрствуют иноплеменные
философы, социологи и психологи. Он весь раскрыт в этих
глубоко человечных документах, которые не мешало бы не
просто прочитать, а внимательно изучить "ястребам" из
Пентагона и НАТО и иным претендентам на гегемонию и
мировое господство. В этих документах поражает ясность
мысли, душевная чистота, светлая и одновременно твердая
убежденность.
Генерал Макаров рассказал о подвиге Кузьмы Акулова на
Бородинском поле, о сыновьях ветеранов Великой
Отечественной, которые сейчас служат в Вооруженных Силах
Страны Советов, о происках империалистической военщины.
Во время перерыва в просторном фойе генерала
окружили заводские ребята - и те, кто уже отслужил в армии, и
те, кому еще предстояла эта служба. Были вопросы, горячие,
дружеские, сопровождаемые теплыми, взволнованными
взглядами, в которых Глеб читал полную солидарность и
братское расположение. И тогда ему на миг подумалось, что
среди этих ребят есть сыновья лейтенанта Тарасенко,
капитана Масловского и Леонида Андреевича Силина.
Впрочем, как верно сказал Глеб Трофимович, оглашенные им
письма были адресованы всем сыновьям и дочерям нашей
Отчизны, всей советской молодежи.
Домой они возвращались вместе, генерал Макаров и
курсант Остапов. Глеб Трофимович высказал беспокоящую его