Боярышня Евдокия 4
Шрифт:
— Как скажешь, — кивнула Дуня, довольная поручением. Раньше-то она все больше сама себе головой была и, признаться, устала. Сама придумай дело, сама исполни! А тут князь решил её головой побыть и нарезал задачи. Ему и отвечать потом за всё!
— И вот ещё что, — как бы нехотя вспомнил Иван Васильевич. — В Дмитров едет дочь Лыко-Оболенского, чтобы выпросить будущего котёночка.
— Что? Эта дур… — Евдокия осеклась, но сдержаться не смогла: — Зачем ей животинка? Я бы и червяков ей не доверила!
Князь
— Она хочет сделать подарок княгине.
— Еленка-то? Не верю! Хоть режь меня, но боярышня не тот человек, чтобы выстраивать подобные планы! У кошки ещё кота нет, не говоря уже о котятах, а она, видите ли, уже о подарке объявила.
— И тем не менее, её отец испросил дозволения на выезд дочери, ссылаясь на эту причину.
Евдокия с недоумением слушала князя и по интонации поняла, что тот понимает нелепость предлога, но встревожен и явно хочет разобраться, чего Лыко-Оболенский задумал. Не самый важный боярин, но родня у него многочисленная и горластая.
Князь смотрел на задумавшуюся Дуняшу и ждал. А у неё в голове роилось множество вопросов. Неспроста все эти жу-жу со стороны Лыко-Оболенского.
Может, он устраивает пиар-акцию, чтобы создать новый имидж дочери? На девичьих посиделках она показала себя вспыльчивой и драчливой, и со многими рассорилась. Как следствие — отсутствие сватов. А тут приятное слуху сочетание котёнок-подарок-княгиня! Все будут говорить о ней хорошо.
Но чего так князь встревожился? Не хочет, чтобы Еленка лезла в круг княгини? Так подле Марии Борисовны такие ближние, что сожрут боярышню и не подавятся. Или всё дело в князе Юрии Васильевиче?
Дунина подозрительность разрасталась, находя всё новые причины для поездки Еленки к брату Ивана Васильевича.
Князь остался удовлетворен озадаченным видом Дуни. Он не сомневался, что она в наилучшем виде исполнит торговое дело, разгадает замысел хитро – мудрого Лыко-Оболенского и заодно присмотрит за братом. Евдокия не терпит лжи, и если заметит, что Юрий из друга и соратника может стать соперником и врагом Московскому княжеству, то перевернёт его мир с ног на голову.
Боярышня перестала хмурить лоб и с немалой долей разочарования спросила:
— Так мне вместе с Еленкой ехать?
— Это уж ты сама решай. Разрешение на выезд дочери Лыко-Оболенского я дам, а когда он соберёт её в дорогу, не знаю.
— Поняла, — кивнула повеселевшая Дуня. По пути за Еленкой другие присмотрят, а ей только в Дмитрове придется толкаться с нею бок о бок.
— Всё спросила?
— Да вроде бы…
— Иди тогда, дай отобедать в покое, — проворчал Иван Васильевич.
— Ой, княже, погоди! — раскинув руки в стороны, чтобы он не обошел ее, воскликнула она. — Скажи, правду люди говорят, что жители
Расслабленное выражение лица князя исчезло, и Дуня поспешила пояснить свой интерес:
— Я ведь об алексинцах слыхом не слышала, а оказывается, на наших землях не случилось разорения благодаря их мужеству.
— Войско было готово встретить Ахмата, — резко ответил Иван Васильевич, но прежде чем боярышня возразила, добавил: — но сила духа алексинцев обеспечила нам безоговорочную победу.
— Об их подвиге должны все узнать, — твердо произнесла Евдокия.
Князь подумал и согласно кивнул.
— Велю напечатать в новостных листках и разослать во все города, — решил он.
— А что там будет написано по поводу, как мы будем помнить о героизме простых жителей? И какая помощь была оказана тобой выжившим?
— Хан спалил весь город. Некому там помогать, — тяжело обронил князь.
— Но кто-то выжил и их угнали в полон, — не отставала от него Евдокия.
— Что ты от меня хочешь? — устало вздохнул Иван Васильевич.
— Выкупи их и помоги начать жить наново. Если казна не может себе этого позволить, то спроси деньги у москвичей. Всем миром соберём на такое дело.
Князь смотрел немигающим взглядом, и она не выдержала, начала приводить аргументы:
— Люди — наше богатство. Мы многих потеряли, но ещё хуже, когда наши мужи вынуждены до конца жизни работать на врага, а женщины рожать им воинов, вместо того, чтобы вернуться и наново врасти в землю.
— Евдокия…
— Нельзя бросать наших людей…
— Да дай сказать своему князю! — рявкнул Иван Васильевич.
Дуня быстро закрыла себе рот ладошками и предано уставилась на него.
— Скажи отцу, чтобы завтра пришёл ко мне. Ты ему службу нашла.
— К-какую? — запнулась она.
— Поедет выкупать алексинцев.
Дуня сглотнула, прижав руки к груди, но согласно кивнув, тут же спросила:
— А помочь им перезимовать?
— Скажу свое слово.
— А мемориал, чтобы никто не забывал об их отваге?
— С этим к владыке. Всё, сгинь с глаз моих.
Глава 10.
— Чего притихла? — с подозрением глядя на внучку, спросил дожидавшийся её выхода из княжьего дворца Еремей.
Дуня в ответ тяжко вздохнула.
— Неужто князь не отпустил тебя в Дмитров? — недоумевал боярин.
— Ох, деда, — замялась она.
— Говори уже, а то нагнетаешь мне тут, что дышать тяжко.
Евдокия фыркнула, и у Еремея отлегло от сердца.
— В Дмитров я еду, — перешла на деловой тон боярышня, беря деда под руку, — и у меня есть поручение.