Божественная комедия, Алигьери Данте

Божественная комедия

на обложку

Алигьери Данте

Шрифт:

Обитель Ада назначает ей, Хвост обвивая столько раз вкруг тела, На сколько ей спуститься ступеней.

Всегда толпа у грозного предела; Подходят души чередой на суд: Промолвила, вняла и вглубь слетела.

«О ты, пришедший в бедственный приют, — Вскричал Минос, меня окинув взглядом И прерывая свой жестокий труд, —

Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом? Не

обольщайся, что легко войти!» И вождь в ответ: «Тому, кто сходит Адом,

Не преграждай сужденного пути. Того хотят — там, где исполнить властны То, что хотят. И речи прекрати».

И вот я начал различать неясный И дальний стон; вот я пришел туда, Где плач в меня ударил многогласный.

Я там, где свет немотствует всегда И словно воет глубина морская, Когда двух вихрей злобствует вражда.

То адский ветер, отдыха не зная, Мчит сонмы душ среди окрестной мглы И мучит их, крутя и истязая.

Когда они стремятся вдоль скалы, [56] Взлетают крики, жалобы и пени, На господа ужасные хулы.

Вдоль скалы — на которой восседает Минос.

И я узнал, что это круг мучений Для тех, кого земная плоть звала, Кто предал разум власти вожделений.

И как скворцов уносят их крыла, В дни холода, густым и длинным строем, Так эта буря кружит духов зла

Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; Там нет надежды на смягченье мук Или на миг, овеянный покоем.

Как журавлиный клин летит на юг С унылой песнью в высоте надгорной, Так предо мной, стеная, несся круг

Теней, гонимых вьюгой необорной, И я сказал: «Учитель, кто они, Которых так терзает воздух черный?»

Он отвечал: «Вот первая, взгляни: Ее державе многие языки В минувшие покорствовали дни.

Она вдалась в такой разврат великий, Что вольность всем была разрешена, Дабы народ не осуждал владыки.

То Нинова венчанная жена, Семирамида, древняя царица; Ее земля Султану отдана.

Вот нежной страсти горестная жрица, [57] Которой прах Сихея оскорблен; Вот Клеопатра, грешная блудница.

Нежной

страсти горестная жрица — карфагенская царица Дидона, вдова Сихея, заколовшая себя, когда ее покинул Эней (Эн., I и IV).

А там Елена, тягостных времен Виновница; Ахилл, гроза сражений, Который был любовью побежден;

Парис, Тристан». Бесчисленные тени Он назвал мне и указал рукой, Погубленные жаждой наслаждений.

Вняв имена прославленных молвой Воителей и жен из уст поэта, Я смутен стал, и дух затмился мой.

Я начал так: «Я бы хотел ответа От этих двух, [58] которых вместе вьет И так легко уносит буря эта».

И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет Поближе к нам; и пусть любовью молит Их оклик твой; они прервут полет».

Увидев, что их ветер к нам неволит: «О души скорби! — я воззвал. — Сюда! И отзовитесь, если Тот позволит!» [59]

Я бы хотел ответа от этих двух — Это и в Аду неразлучные тени Франчески да Римини и Пáоло Малатеста. Франческа, дочь Гвидо да Полента, синьора Равенны (А., XXVII, 40–42), была около 1275 г. выдана замуж за Джанчотто Малатеста, отец которого был вождем риминийских гвельфов (см. прим. А., XXVII, 46), некрасивого и хромого. Когда Джанчотто узнал, что она вступила в любовную связь с его младшим братом Паоло, он убил обоих. Это случилось между 1283 и 1286 гг.

Последний свой приют изгнанник Данте нашел у племянника Франчески, Гвидо Новелло да Полента, синьора Равенны.

Если Тот позволит — то есть если позволит бог.

Как голуби на сладкий зов гнезда, Поддержанные волею несущей, Раскинув крылья, мчатся без труда,

Так и они, паря во мгле гнетущей, Покинули Дидоны скорбный рой На возглас мой, приветливо зовущий.

«О ласковый и благостный живой, Ты, посетивший в тьме неизреченной Нас, обагривших кровью мир земной;

Когда бы нам был другом царь вселенной, Мы бы молились, чтоб тебя он спас, Сочувственного к муке сокровенной.

И если к нам беседа есть у вас, Мы рады говорить и слушать сами, Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.