Брак с летальным исходом
Шрифт:
«Он не жалеет даже тех, кто его сильно любит».
Я задумчиво повертела в руках пузырек. Могло ли это зелье действительно помочь? Тень едва заметной взвеси, всколыхнувшейся за толстым стеклом, привлекла мое внимание. Я нахмурилась, чувствуя, как напрягается тело, скованное внезапным дурным предчувствием. Сорбент должен был выглядеть иначе, в любом случае, даже если мастеру пришлось приготовить лекарство на скорую руку прямо в аптеке в присутствии ожидающего лорда.
Да и лекарство ли я держала сейчас в руках, наблюдая за оседающими крупинками взвеси?
Я занесла над пузырьком руки и тут же
В сердцах я что есть силы треснула кулаком по столу. Боль в содранных костяшках прогнала злые слезы. А ведь как убедительно выглядело волнение лорда Кастанелло, когда он увидел Милорда, едва живого после отравления. Как тронуло меня проявление заботы, переданная посылка. И для чего было все это? Чтобы окончательно уничтожить ненужного зверя, чей острый нюх мог случайно помочь раскрыть одну из тайн поместья?
События вчерашнего ужина представали теперь передо мной совершенно с другой стороны. Лорд Кастанелло не съел ни кусочка из своей порции, вместо этого накормив рыбой кота. Мог ли он подлить опасный препарат в еду — щедро, не думая о дозировке и возможных последствиях для любого, кто рискнул бы съесть хоть кусочек отравленной рыбы? И, возвращаясь из сторожки, он как раз проходил мимо кухни. Как же мне повезло, что я не стала ужинать!
Теперь придется стать вдвойне, втройне осторожной. Тело скрутило судорогой. На мгновение мне показалось, что я вновь чувствую в воздухе сладковатый запах дурмана, и я тут же бросилась к двери. В коридоре никого не было, лишь где-то внизу, приглушенный расстоянием, слышался перестук каблуков горничной, делающей уборку. Вернувшись, я распахнула окно, но свежий зимний воздух не принес желанного успокоения. Во всем, что меня окружало, мне чудились тени неизвестных отравителей. Зельевара, создающего запрещенные дурманные зелья, почтенного господина Кауфмана, продающего опасные вещи в неправильные руки, и самого лорда Кастанелло, трижды вдовца, в моменты безумия способного на чудовищные поступки.
Я бессильно уткнулась лбом в холодное стекло. Если меня пытаются свести с ума, лорду и его помощникам не придется особенно стараться. Еще несколько дней такой жизни — и я сама буду готова проглотить любой яд, лишь бы это, наконец, закончилось.
Двумя пальцами, словно опасную змею, отпечатанную на пробке, я подняла со стола пузырек с отравой и положила в карман. Следовало взять себя в руки. Пусть я и не могла обеспечить себе безопасность, стоило хотя бы попытаться спасти Милорда. Все, что угодно, лучше тягостного ожидания нового нападения.
Вот бы таинственный друг Эдвина, ищущий способ помочь мне, поторопился с расследованием и поиском истинного убийцы! Ибо здесь, в поместье лорда Кастанелло, я каждый день рисковала не дожить до рассвета.
Милорд, наблюдавший за моими метаниями, чуть приподнялся на своей лежанке. Я подошла к нему и, впервые без всякой опаски, почесала за ухом.
— Ну уж нет, котик, так просто мы с тобой не сдадимся, верно?
Кот согласно мяукнул.
Я
Сделать сорбент для кота не составляло труда. Другое дело — параллельно изготовить определитель ядов. Мне слабо верилось, что удастся сотворить что-то годное из подручных средств, да еще и не вызывая подозрений слуг, но мне нужна
была хотя бы иллюзия спокойствия.
Лоисса без лишних разговоров разрешила мне осмотреть кухню в поисках подходящих ингредиентов для зелья. Я перебирала баночки под любопытным взглядом кухарки, впервые, вероятно, видевшей мага за работой. Впрочем, ее внимание — к счастью, ненавязчивое — было даже на руку. Если случится еще что-то,
служанка сможет подтвердить, что я не прикасалась ни к чему лишнему.
Я отодвинула в сторону короб с солью и восхищенно охнула: в дальнем углу шкафчика стояла небольшая резная шкатулка. Затейливая вязь, напоминавшая циндрийские растительные узоры, украшала крышку. Я осторожно повертела находку в руках, очертила подушечкой пальца резные цветы и листья. Крышку и стенки шкатулки покрывал изящный орнамент, зато дно сперва показалось мне гладким. Но вскоре пальцы нащупали контуры чего-то, мало напоминающего циндрийскую резьбу. Перевернув шкатулку — внутри что-то глухо ударилось о стенку, и я на мгновение испугалась, не повредила ли я неосторожно содержимое — я отыскала в углу небольшую гравировку.
«Моей драгоценной Э.С.»
Заинтригованная, я открыла шкатулку.
Внутри обнаружилось настоящее сокровище. Маленькие ровные баночки с разноцветными порошками, листьями и засушенными цветами были аккуратно расставлены по деревянным нишам шкатулки. Каждый сосуд — из цельного кристалла, обточенного до прозрачности стекла. Даже одна такая баночка стоила целое состояние, позволяя годами сохранять свежесть порошков и зелий. А здесь они стояли, забытые всеми, в глубине кухонного шкафа.
Я тщательно рассмотрела баночку. Она не была подписана. Открутив кристальную пробку, я принюхалась и различила сладковатый запах толченых
листьев экзотического цветка с труднопроизносимым диковинным названием.
— Откуда это здесь?
Кухарка выглядела удивленной не меньше меня.
— Не знаю, миледи, — она пожала плечами, подозрительно разглядывая неизвестные ей специи. — Может, предыдущая кухарка их пользовала, да только мне
ничего не рассказывала. Я и не знала, что у нас есть такие заморские штучки.
Если бы не ужины с семьей господина Кауфмана, я тоже вряд ли сумела бы понять, что мне удалось отыскать на кухне лорда. Но жена старого мастера обожала кухню своей родины и приучила к необычным блюдам все семейство, а аптекарь как примерный семьянин не упускал случая побаловать супругу, заказывая для нее у торговцев редкие ингредиенты. Именно госпожа Кауфман и поведала мне о разнообразии циндрийских специй, а господин Кауфман, увидев мой интерес, научил, как применять их в аптекарском деле.