Брат, мой брат
Шрифт:
Глава 5. Как обживаться на новом старом месте
Утро выдалось неожиданно солнечным и свежим — будто погода извинялась за выпавшую вчера хмарь.
Дождевые капли ещё не просохли с балконного карниза и, словно сытые голуби, тяжелели и, не торопясь, срывались вниз, чтобы бухнуться на макушку какому-нибудь особенно невезучему прохожему. А настоящие птицы тем временем где-то затихарились, несмело подпевая только-только разогревающему мир солнцу.
Причин выходить из дома у меня не было — Витька вызвался сам идти в магазин. Но и причин стоять на
Лестницы преодолеваются мной быстро и без лифта, и подъездную дверь можно толкнуть с разбега — главное, не забыть жамкнуть открывающую кнопку.
На улице сильно чувствуется последождевая сырость, так что мои голые лодыжки сразу идут мурашками. Чтобы разогнать их, я ускоряю шаг, и ныряю за кирпичный угол дома.
И почти сразу торможу, словно натыкаюсь на искусственную преграду. Впрочем, преграда эта самая настоящая — просто не совсем буквальная.
За поворотом всегда была небольшая цветочная клумба. Сейчас для декора ей приделали лебедей из крашеных шин. За лебедями стоит Витька. И не один. Против него — Ленка.
Она делает вид, что ничего особенного не произошло. Она симпатичная, но делает вид, что об этом не знает. И ведёт себя как всякая девушка, которой нравится парень — весело кокетничает и бросает многозначительные взгляды. Но для меня она сейчас тупо выламывается и смотрится противным чучелом с пережжёнными волосами. Радует, что хотя бы Витька не распушает перед ней перья в ответ, а скромно стоит и смотрит на неё со сдержанной вежливостью. Хоть меня ещё и не видит.
Я преодолеваю желание кинуться на Ленку прямо через белёного гуся, а всё-таки, как нормальный человек, обхожу клумбу. Пусть и тороплюсь гораздо сильнее, чем стоило бы.
— Привет! — самым радостным образом, на который сейчас способна, здороваюсь я с Ленкой.
Специально подхожу со стороны Витька, чтобы с ходу закинуть ему руку через плечо. И не просто по-дружески, а очень даже привлекаясь к парню с боку.
Ленку моё появление поначалу совсем не смущает, но как только мой локоть сгибается возле Витькиной шеи, на её лице мелькает что-то вроде замешательства. Которое, впрочем, быстро рассеивается внутренним анализом — ведь закидывают руки на плечи и просто друзьям.
— Как дела? Давно не виделись! — продолжаю щебетать я, лучась перед Ленкой от радости.
Как только она начинает отвечать что-то вежливое, я наношу ей решительный удар.
Целую Витьку прямо в щёку — и не коротко, а вполне себе ощутимо. Боковым зрением чувствуя, как лезут на лоб Ленкины глаза.
— Я тебя уже заждалась, — это я уже немного капризно обращаюсь к Витьке, чтобы Ленка потом не могла убедить себя, что ей просто показалось. — Хочешь, чтобы я с голоду померла?
Шутливо трескаю его ребром ладони по затылку, не обращая внимания на Ленку и коротко касаюсь щекой его удобно подставленного плеча.
Тут, наконец, Витёк
— Я уже иду — подожди, пожалуйста, помирать.
Перевожу взгляд на Ленку, всё ещё полуобнимая Витьку:
— Созвонимся тогда — встретимся, — это при том, что у нас с ней нет телефонных номеров друг друга. — Ладно, давай, удачного дня!
Ленке остаётся только согласиться и, незаметно склонившись головой, пройти мимо нас. Я вижу, как зарозовели её щёки, а взгляд уходит внутрь себя. Хорошо.
Из-под ресниц слежу за Ленкиной стройненькой фигурой, скрывающейся за поворотом. И только когда она совсем пропадает с радаров, перестаю доброжелательно улыбаться ей вслед.
— Стерва, — вполголоса выношу свой окончательный вердикт.
Уверена: её вердикт относительно меня аналогичен.
Теперь моя рука, свободно болтающаяся у Витьки на груди, приходит в движение — поднимается под самый его кадык. Который тоже сразу приходит в движение от Витькиного голоса:
— Ты её напугала. Молодец.
— Я и тебя пытаюсь напугать, — самодовольно заявляю я, а потом резко разворачиваюсь к Витьке лицом — так, что кончики наших носов почти соприкасаются.
— Вильнёшь в её сторону — придушу, — с лёгким оттенком тихой нежности сообщаю я брату. И мягко овиваю пальцами его шею. Чувствую, как изменившееся дыхание щекочет мне щёку.
Тут я вздрагиваю — так резко Витькина рука сжимается вокруг моего пояса, словно орудие испанской инквизиции.
— Вильнёшь вообще в любую сторону, — в тон мне отзывается Витька прямо около замирающих губ, — двинуться не сможешь.
Я не удерживаюсь и тыкаюсь вперёд за поцелуем. Которым Витька запечатывает меня, словно замком.
Дальше мы идём уже вместе. Около дорожного светофора я киваю назад, уже спокойнее возвращаясь к несчастной Ленке:
— Когда она станет старой — будет, о чём на лавочке бабкам рассказать.
— Может, уже и сейчас есть, — самодовольно хмыкает в ответ Витька.
***
Как оказалось, утренняя свежесть была обманом, и уже к обеду небо быстренько заволокло холодными тучами. А мы с Витьком были как раз около вокзала — достаточно далеко от дома. Настолько, что начавшийся дождь успел хорошенько замочить нас своими огромными каплями. Честно, как удары мячиками для пинг-понга — особенно неприятно, когда попадает за воротник. Всё-таки движение осени уже хорошо ощущалось в пока что летних улицах.
Когда мы, наконец, добрались до навеса подъезда, я была по-настоящему счастлива. Пусть Витька и крайне долго искал ключи по всем пакетам. Я так и ожидала, что с секунды на секунду он с серьёзным лицом скажет, что они где-то потерялись. Но, видимо, сегодняшний день всё-таки предпочитал не делать нам лишних нервов, и ключи всё-таки нашлись.
В подъезде запахло сыростью — но не противной могильной, а скорее какой-то домашней, которая бывает только в хорошо обжитых помещениях, где никуда не денешься от кипячения или тёплых труб коммуникации. Только темновато — ещё не хватало вечера, чтобы врубить освещение лестничной клетки. Поэтому ступеньки грозно нависли над нами своими тенями, а из небольших оконных рам угрюмо заглядывало внутрь серое небо.