Брат, мой брат
Шрифт:
Вечер вступает в свои права очень постепенно — я даже не замечаю, как тают знакомые очертания предметов. Наверное, всё пространство пытается расположить ко сну, но на меня этой действует, наоборот. Совсем наоборот.
Я протягиваю руку за Витькину спину и касаюсь ладонью его бока. Предплечье при этом ложится на его мышечную спину с углублением позвоночника ровно посередине. Я чувствую тепло через его футболку. И кажется по Витькиной спине от моего касания идёт дрожь. Тогда я пальцами начинаю перебирать мягкую и толстую ткань, потягивая то в одном месте, то в другом. И норовя дотянуться до Витькиного ремня — той части, что около
Оно бьётся крепкое и через равные промежутки времени. Словно хорошо выверенная пружина, дающая жизнь огромным часам. Которые непременно будут идти даже после того, как сменится тысячелетие.
Я где-то слышала, что стук сердца должен успокаивать. Но у меня, видимо, всё не как у людей — как и темнота, меня это, наоборот, бодрит. Если так можно выразиться.
Внутри тела начинает разгораться, а движения мои обретают тягучую плавность. Ту, с которой я кладу руку на Витькину щёку, которая уже начала покрываться ощутимой щетиной. Приятно теребящей в подушечках пальцев и около вен. Почти случайно касаюсь уголка губ и, не удержавшись, погружаюсь в мягкость губ верхушкой большого пальца. Которую сразу накрывает со всех сторон влажным теплом.
В этот момент почти всё меняется, и вокруг меня сцепляются тёплые объятия, а чужие ладони нетерпеливо стискиваются на боках около самого лифчика. Который почему-то начинает ощущаться так, будто он маловат. Когда и шевелюсь, проскальзывая на чужой груди, то чувствую, как лямки начинают соскальзывать с плеч.
Тянусь губами вверх и сразу упираюсь в твёрдый подбородок. В самую ямочку на его середине. Чувствую щекотное и будоражащее касание небольшой щетины, которое отдаётся напряжением в груди. И мягко накрываю Витькины губы сверху. Они сначала твёрдые, но уже через долю секунды раскрываются мне навстречу родным теплом и мягкостью. И уже не совсем понятно, кто и кого затягивает в глубокий поцелуй. Витькин язык осторожно проскальзывает по нёбу, поглаживает мой. Я очень остро ощущаю его мужской запах, от которого у меня подхватывает в животе.
Воздух — очень тёплый, даже если выползти из своей одежды полностью. Я легко поднимаю руки на головой, чтобы ткань футболки соскользила вверх и сама берусь за чужой ремень. Он тихо клацает, расстёгиваемый. И наконец между нами нет абсолютно никаких преград. Странное, на самом деле и не очень привычное чувство. Немного похоже на то, как если стоять на вершине какого-нибудь очень высокого ущелья.
Витька, как перед нырком, делает глубокий вдох. И я чувствую его губы на шее. Перескальзываю руками ему на плечи и чувствую, как настойчиво он наклоняется вперёд. Мне, подаваясь ему и пока ещё мягкой ожидательной волны к животу остаётся только откинуться назад.
Я слышу звуки его поцелуев и чувствую, как от прикосновений начинает плыть в голове. Становится тесно внутри собственного тела. Хорошо, что Витькины руки, прикасаясь, собирают его очертания.
Я уже прижимаю коленки к Витькиным бока, как чувствую уверенный поворот в талии — кажется, у брата сегодня другая идея относительно позы. И, если честно, меня это волнует — в районе солнечного сплетения начинает настойчиво щекотать.
Грудью упираюсь мягкий ковровый ворс и оказываюсь лежащей на животе. От «примятия» груди ощущаются больше, собираются,
Витькина рука настойчиво скользит по спине вверх, ненавязчиво прижимая побольше к полу и останавливается в районе шеи. Сжимает там большим и указательным пальцами, а после разглаживает наверняка покрасневшую кожу. И меня от этого бегут мурашки и окончательно опадают плечи.
От Витькиных движений щекотно соскальзывают вниз волосы, закрывая по бокам моё лицо. И мне остаётся только догадываться о том, что происходит надо мной.
Я упираюсь пальцами в кромку ковра, когда Витькины руки упираются в мой прогиб поясницы, словно проверяя его. Я покрываюсь мурашками, когда они коротко скользят, оглаживая талию, вверх и почти сразу упираются в ягодицы, которые очень хочется приподнять посильнее.
Мне становится очень трудно дышать, и я начинают ёрзать, чтобы хоть как-то отвлечься от зудящей внутри неги. И у меня заходится сердце, когда я, наконец, ощущаю горячее и твёрдое прикосновение между бёдрами.
Дополнительная подготовка сейчас не нужна, и Витька начинает двигаться сразу и резко. У меня перехватывает дыхание. Всё тело будто замирает, подчиняясь чужим порывам и стараясь прочувствовать их посильнее. Я выдыхаю ртом и тут е слышу свой короткий стон.
Руки Витьки, ложась по бокам, проскальзывают ниже, и я машинально поджимаюсь, отчего его член внутри ощущается особенно остро. И в этот момент очень не хочется его выпускать. Но смазки внутри всё равно с лихвой хватает для уверенного трения. И я начинают терять берега.
Говорю что-то, суча руками по полу. Дёргаю коленками, которые то и дело натыкаются на Витькины ноги. И вообще, кажется, схожу с ума.
Тело мне уже не подчиняется — оно подчиняется только Витьке, вес которого то и дело опускается на меня. Его руки упираются где-то около моих плеч, и я почти чувствую себя внутри клетки. Из которой совсем не хочу вырываться.
Нащупываю его напряжённое запястье и стискиваю. Чувствую, как разреженный воздух холодит на разомкнутых губах. Наши тела сладко сливаются в едином порыве.
Сейчас я готова на всё.
Чувствую, как Витькины движения меняют ритм и становятся более медленными, но сильными. От этого внутри что-то меняется — я ощущаю сильно ускорившийся пульс внутри. И что-то очень сильное начинает распирать. Я расслабляюсь полностью, а это внутри меня, наоборот, напрягается. И стучит так сильно, что отдаётся в ушах. Мне остаётся только поддаться влекущему куда-то порыву. И погрузиться во что-то животное, сотрясающее моё тело.
Я чувствую внутри нарастающую пульсацию — чужую. От этого ощущения в вагине становятся острее. И я сама становлюсь нетерпеливее. На секунду тело деревенеет, чтобы после короткого напряжения расслабить до основания. И Витька в последний раз тыкается чуть глубже.
Внутри — сливающаяся влага. И что-то бурное и сильное, оставившее свой след.
Лежать мне становится очень лениво и очень уютно. И Витька опускается рядом.
— Чего ржёшь? — с закрытыми глазами спрашиваю я.
— Какие грибы-то?
— Чего?
— Ты сейчас говорила: «Это как грибы в атомном лесу собирать».
— Не говорила я такого! — вру я, чувствуя, как щёки начинают гореть с новой силой. Хорошо, что в темноте не видно. И хорошо, что Витька меня обнимает, перекидывая руку через мою спину.