Братчина
Шрифт:
— В древности Эридан, — сказал Витька. — У нас с таким названием есть ресторан, мой друг держит. Если хотите, вечером сходим.
— Что за друг? — спросил я.
— Местный бандит, — сказал Витька. — Здесь все бандиты мои друзья.
— Почему? — изумился Кроликов и снял с носа очки.
— А мой тесть знаменитый медвежатник. Двадцать лет отсидел!
От подобных новостей у Кроликова пропал дар речи. Он молча переводил взгляд с меня на Витьку и обратно.
— Его дочки были самые видные невесты
— Они бандерши? — наконец прорезался голос у Кроликова.
— Одна искусствовед, вторая юристка. У каждой по салону.
Чувствовалось, Витька своей женой гордился. Она у него юристка?
— Искусствовед, — сказал Витька. — Шагала лучше всех знает.
— Шагал тоже ваш? — слабым голосом произнес Кроликов.
Теперь удивились мы с Витькой, в недоумении уставившись на него.
— Покажете? — нацепил на нос очки Алексей.
— Конечно, — сказал Витька. — Памятник ему тоже мой друг поставил.
— Бандит?
— Скульптор.
Мы спустились с моста и вошли в дом, где находилась квартира сестры Витьки.
5
— Какая у вас сегодня программа? — спросил Витька.
— Идем на открытие фестиваля, — сказал Кроликов. — Ты с нами?
— Меня, наверное, не пустят, — усмехнулся Витька. — Хоть я и всех здесь знаю, фестивалем другие руководят.
— Не бандиты? — уточнил я.
— Тоже бандиты, но не мои. Там особая мафия.
— Сицилийская? — засмеялся Кроликов.
— Круче.
Улыбки на лице Витьки я не увидел.
— Может, все же прорвемся? — спросил я.
— Там такая охрана... — Витька поцокал языком. — Можем после концерта встретиться.
— Конечно, — сказал Кроликов. — В какой-нибудь бар зайдем.
— В бар не пробьемся, но у себя выпить можем. Главное, найти друг друга. Многие местные из-за фестиваля уезжают отсюда.
— Почему?
— Не выдерживают. Очень уж девиц много, в центре города ступить некуда.
— Девицы — это все же не худший вариант, — посмотрел на меня Алексей. — Или ты предпочитаешь ребят?
— Я предпочитаю себя, — сказал я. — Еще Витьку.
— Ладно, давайте устраиваться, — вздохнул Кроликов. — Надо холодильник заполнить.
Это была здравая мысль. Мы провозились до вечера, обустраиваясь. Но, как выяснилось, все ягодки у нас были впереди.
На первом же пропускном пункте, а их было несколько, мы узнали, что от «Литературной жизни» в списке один Кроликов.
— Но писать материал будет он! — показал на меня Кроликов. — Можно вместо меня его вставить.
— Мероприятие с участием президента! — внушительно сказал майор, разбиравшийся с нами. — Сейчас доложу начальству.
Он ушел в будку.
— Кто составлял списки? — спросил меня Кроликов.
Я
Из будки вышел подполковник.
— Менять того на этого нельзя! — сказал он. — Кроликов, проходите!
— Нам надо вместе!
Подполковник ушел.
«Кончится все полковником», — подумал я.
Из будки один за другим вышли майор, подполковник и последним, вытирая салфеткой губы, полковник.
— Кто такие? — зычно спросил старший по званию.
— Литературные новости! — доложил майор.
— Из Москвы? — удивился полковник.
— Вроде того.
Полковник брезгливо оглядел сначала Кроликова, затем меня. Наш вид, видимо, его устроил.
— Пусть проходят оба, — распорядился он. — Но на меня нигде не ссылаться. Сами отдувайтесь.
Он скрылся в будке.
— Проходите, — махнул рукой майор. — Скажете, в порядке исключения. Но фамилии нигде не называть!
Мы, к счастью, их и не знали и в других пунктах пропуска нажимали на «товарища полковника, который приказал». Там недоверчиво смотрели на нас, но пропускали. По всей видимости, первый пункт пропуска был самым главным.
— Повезло, — сказал Кроликов, когда мы оказались в амфитеатре.
Он уже был полон.
— Где наши места? — спросил я распорядителя, стоявшего рядом с табличкой «Пресса».
— Какие тут места, — плачущим голосом сказал тот, — видите, все занято! Садитесь где-нибудь, сейчас президент выйдет!
Его состояние было близким к истеричному. Похоже, за непосаженного журналиста его могли расстрелять. Или должны были.
Мы с Кроликовым поднялись вверх по проходу и нашли два свободных места — Кроликов с краю, я чуть в глубине. Загремели фанфары, на сцену вышел президент. «Теперь не выгонят», — подумал я.
Президент сказал приветственное слово, объявил фестиваль открытым и стал подниматься по проходу, в котором только что маячили мы. Проходя мимо Кроликова, он похлопал его по плечу.
В перерыве я подошел к товарищу.
— И как? — спросил я.
— Что?
— Как себя чувствует человек, которого только что потрогал президент?
Кроликов стал похож на распорядителя, отвечающего за рассаживание журналистов.
— Пошел ты... — выдавил он из себя.
— Вместе пойдем.
И мы с ним отправились в бар, благо их здесь было полно, и практически пустых. По большей части народ кайфовал на концерте, выпивали только тронутые вроде нас.
— Тебя не трогали, — сказал Кроликов, досасывая «отвертку» — так здесь назывался апельсиновый сок с водкой.
— Да, не там сел.
— Я тоже не выбирал.
— Перст судьбы, — сказал я. — Интересно, чем все это кончится?
— Увидим.
А конец между тем был уже не за горами, но о нем не догадывались ни я, ни Кроликов.